Побледнев, как полотно, эльф покачнулся от накатившего ужаса, устало прикрыл веки и в тот же миг почувствовал, как что-то болезненно сжалось в груди. Да так сильно, что в глазах стремительно потемнело, а из горла сам собой вырвался странный звук, больше похожий на горестный стон.
Мальчик, кем же тогда ты считаешь меня, если решил высказать свои предположения?! За что так люто ненавидишь?! За что уподобил Проклятому Безумцу?! Разве я заслужил такую оценку?!..
Тирриниэль судорожно сглотнул, не в силах справиться с новыми для себя ощущениями. Оглушенный, ошеломленный и почти сломленный, он потеряно замер посреди белоснежной Рощи, тщетно пытаясь избавиться от нарастающего гула в ушах. Нет, не обида это была и не злость. Не горечь от неправедного обвинения. Не предательство, не боль и даже не ярость от обрушившегося на него обвинения. Нет. У него будто сердце безжалостно вырезали на живую, душу вырвали и, скомкав, небрежно бросили под ноги. Сожгли изнутри, испепелили все, что было когда-то. А вместо живой плоти внутри осталась лишь странная пустота, в которой глумилась и плескалась, не зная границ, вездесущая тоска. И на мгновение даже показалось, что смерть будет гораздо милосерднее, чем это царство пустоты и неподвижности вокруг. Гораздо милосерднее такой жизни, в которой ты только и сумел, что заработать себе славу кровожадного, готового идти по трупам родичей монстра.
Тирриниэль потеряно опустился на колени.
"Что ж, мальчик... может, ты прав: мне действительно пора Уходить? Действительно настал черед Последней Песни? Пришло мое время Прощания? Я не смог убедить тебя в самом простом. Не сумел вызвать даже толики доверия. Не справился с этим, и ты все равно ненавидишь меня, как прежде. Ты никогда не войдешь в мой Род и не примешь мой Дом, как свой. Не станешь под сенью Родового Ясеня и не дашь ему новой жизни. Мой народ погибнет в неверии и сомнениях, в отчаянии и непонимании. Проклиная меня за ошибки. Ненавидя, как ты сейчас. Наверное, это и есть тот знак, после которого нет больше смысла надеяться и верить? Наверное, я не заслужил большего? Не достоин иного? Тогда ты действительно прав: мне стало незачем жить..."
Вокруг него плотно сомкнулась темнота, отсекая посторонние звуки, мысли, печали. В глазах померкли последние отблески света. Куда-то пропали прежние чувства, а вместо них пришло странное безразличие и непонятная, но спасительная апатия. Его будто вынули из тела и бросили умирать на пустом полу, забыли и покинули. Даже те, на кого он мог когда-то надеяться. И только тяжкий ком в груди стал гораздо больше, да сердце дало непредвиденный сбой.
Что ж, наверное, пора?
Пора... - шепнуло подсознание, и свет вокруг Темного эльфа медленно померк, увлекая его в какую-то странную бездну, из которой не было возврата.
Но вот рядом раздался странный звук, нарушивший воцарившуюся гнетущую тишину. Владыка Л'аэртэ поднял остановившийся взгляд и мертво посмотрел в нахмуренное, смутно знакомое лицо, в котором только спустя несколько секунд признал юного эльфа, зачем-то решившего вернуться. Для чего? Неужто мерещится? Но выцветшие от отчаяния глаза не подвели: Тир действительно никуда не ушел. Почему-то в последний момент все-таки вернулся, а теперь пристально изучал разом поседевшего родича, будто только что увидел. Внимательно оценивал. Сравнивал. Пытался понять и почувствовать, что творится у него на душе. Отчего так изменилось его лицо и буквально оцепенело некогда сильное тело. Почему потухли глаза и мучительно искривился красиво очерченный рот.
Тирриниэль даже не сопротивлялся, когда чужая мысль осторожно коснулась его смятенного разума. Просто открылся навстречу и равнодушно следил за тем, как молодой маг неуверенно ворошит его воспоминания, как медленно читает покорно предоставленные мысли и как с досадой прикусывает тонкую губу, понимая свою оплошность. Он только об одном постарался умолчать, одно единственное событие постарался скрыть от пытливого взгляда и сделать все, чтобы Тир никогда не узнал, насколько сильно он укоротил жизнь одного глупого эльфа, когда рискнул провести свое первое полноценное Единение.
Но, кажется, и с этим справился не очень хорошо.
- Извини, - наконец, глухо уронил Тир, отстраняясь и отводя глаза. - Я не знал, что все так плохо.
Владыка Л'аэртэ молча кивнул, с холодным безразличием глядя на свою последнюю надежду, которой отдал так много и от которой недавно добровольно отказался. Вот теперь ему действительно нечего стало скрывать. Все было открыто. Все сказано и даже больше. Он больше ни на что не претендовал. Не надеялся и уже не требовал понимания. Ничего больше не требовал. Просто ждал неизбежного со смирением тысячелетнего старца. И реши Тир сейчас покинуть Темный Лес, не стал бы даже пытаться его останавливать. Не ответил бы ни на одно обвинение и принял бы его с такой же несвойственной покорностью. Он бы просто умер, не сходя с этого места, и не пожелал бы иного.
Однако Тир не стал ничего говорить. Недолго поколебавшись, он неожиданно бережно обнял родича за плечи, ненавязчиво подтолкнув в сторону печально шумящих ясеней. А затем, не видя ответной реакции, сам довел до плоского камня, осторожно усадил, принес откуда-то свежую воду, озабоченно проследил, как бессильно упали некогда сильные руки, отказываясь принимать живительную влагу, и, наконец, тяжело вздохнул.
- Торкова лысина! Кажется, я перестарался... эй, эй! Не спи, кому сказал! Если ты тут помрешь, думаешь, мне легче станет? Открой глаза, остроухий! - он торопливо потряс усталого эльфа за плечи, но тот только вяло мотнул головой и едва не упал, все больше впадая в какое-то странное оцепенение. - Ну нет, так дело не пойдет! Я тебе что, нанимался на этот дурацкий трон?! Думаешь, мечтаю заменить твою бренную задницу на свою собственную?! А вот хрена! Не выйдет!
Память Тирриниэля услужливо раскрылась перед обеспокоенным Тиром, тихонько подсказывая, насколько опасны для готовящегося к Уходу сильные эмоциональные потрясения. Затем коварно подсчитала, сколько этих потрясений пришлось на голову сильно сдавшего Владыки. Вежливо сообщила, что накануне гибели потомки Изиара становятся гораздо чувствительнее к подобным вещам и нередко утрачивают присущие им по жизни жесткость и непримиримость взглядов. Становятся мягче и податливее, будто сама природа давала им крохотный шанс переосмыслить заново прошедшие годы. Затем деликатно кашлянула, умолчав о последнем инциденте, почти приведшего Тирриниэля на грань, и, наконец, смущенно сообщила, что бессмертный повелитель, оставшийся накануне полностью без магических резервов, способен умереть прямо тут, в Священной Роще, на руках своего чересчур вспыльчивого потомка, если тот немедленно что-нибудь не предпримет. Более того, даже если получится вернуть его к жизни, то оставшееся время вряд ли превысит две-три недели полноценной жизни - Уход нельзя отменить. И даже Старший Хранитель, несколько лет назад создавший крохотный, воткнутый в левое ухо Владыки амулет-накопитель, призванный продлить агонию, не сумеет этому помешать.
Тир раздраженно хлопнул раскрытой ладонью по колену и до боли прикусил губу, лихорадочно ища выход. Но быстро почувствовал, как у Владыки, истощенного морально, магически и физически, просто нет желания сопротивляться, и, именно в этом увидев свой единственный шанс, шумно выдохнул сквозь сомкнутые зубы.
- А вот хрена вам, повелитель! - зло прошептал он, неожиданно решившись. - Не получится сбежать на тот свет раньше времени! Хоть на три недели, но ты у меня оживешь, скрытный мерзавец! Я тебя на это толкнул, я и вытолкну! Вал меня, правда, убьет, когда узнает, но это будет потом. А сейчас я намереваюсь не дать тебе помереть. Причем, сделаю это самым примитивным способом.
Тир рывком разодрал роскошную шелковую тунику на груди ненормально вялого эльфа. Так же безжалостно испортил свою последнюю целую рубаху. Тряхнул буйной головой, отгоняя сомнения в исходе, заранее сжал зубы и властно приложил стремительно нагревающуюся ладонь напротив сердца Владыки.
Тирриниэль не сопротивлялся.
Юноша сосредоточенно прикрыл глаза, мысленно взывая к своей непокорной силе. Мигом почувствовал знакомый жар в груди, свирепый огненный вихрь, пронесшийся по венам. Увидел перед внутренним взором искрящееся пламя Огня Жизни и требовательно направил его вперед - в умирающее без этой живительной силы тело древнего эльфа, который недавно сделал для него точно такой же широкий жест. Без сомнений, колебаний и даже ни на миг не задумавшись. Просто отдал, желая всем сердцем жизни своему единственному внуку. Любой ценой, какую бы ни запросила от него судьба.