Юзеф улыбнулся, призадумался и промолчал. Он только спросил:
— Тебе хочется сегодня писать?
— Хочется.
— Так сбегай домой и принеси нашу рукопись. Я ее спрятал в часы.
— Тоже мне тайник! Я получше найду. А вообще-то, пускай она у меня будет, а не у тебя.
— Почему? — удивился Юзеф.
— Откуда я знаю, может, ты ее Критику показываешь.
И прежде чем Юзеф успел ответить, маленький Юзек побежал за рукописью.
Прошел час, а то и больше, но маленький Юзек все не возвращался. Случилось нечто, чего никто не мог предугадать. В кухне Юзековой квартиры сидел за столом Критик, держал перед собой рукопись Юзефов и разговаривал с кукушкой, то есть он ее о чем-то спрашивал, а она в ответ куковала. При виде Юзека они умолкли, потом кукушка юркнула в испорченные часы, а Критик встал и пошел восвояси, оставив рукопись на столе. Юзек едва успел ее взять, как пришел отец.
— Завтра, — сказал он, — я пойду в школу и поговорю о тебе с законоучителем.
— Завтра у нас нет закона Божия.
— Не ври. Я видел твое расписание и знаю, что есть — на последнем уроке.
Юзек тоже знал, что закон Божий завтра будет, но ему вовсе не светила встреча отца с законоучителем. Под закон Божий всегда отводили последний урок, и хотя уже приближался конец года, Юзек еще ни разу ни на одном уроке не был. А теперь — вот тебе и на! — отец собирается в школу и все узнает.
— Раз уж хочешь, папка, то иди, только законоучитель болен, — попробовал выкрутиться Юзек.
— Посмотрим, — сказал отец и пошел в комнату вздремнуть.
Потом пришла из лавки мама, подала ужинать, и Юзек начисто позабыл, что большой Юзеф ждет его в кондитерской.
А в Доме Партии Секретарь говорил Критику:
— …И это был, дорогой товарищ, период ошибок, которые нам сейчас надо исправлять.
А в Доме Партии Секретарь говорил Критику…
Наша партия, как вам известно, не скрывает этого от народа, и в этом ее сила. Борьба с классовым врагом велась не на жизнь, а на смерть, и линия фронта в этой борьбе была весьма четкой. Кто был не с нами, тот был против нас, но теперь все по-другому. Мы должны привлечь на свою сторону также колеблющихся, даже закрыть глаза на их старые, еще не искорененные привычки, терпеливо, шаг за шагом, довольствуясь и малым успехом, упорно стремиться к намеченной цели, а цель наша — воспитание нового человека. И для такой работы нам нужны люди, пользующиеся в обществе популярностью, или, по крайней мере, такие, чьи имена на предыдущем этапе не были слишком известны, однако испытанные и достойные нашего доверия. Вы меня понимаете, товарищ? Возьмем, к примеру, Поточека… — тут Секретарь раскрыл папку и стал вынимать из нее какие-то бумаги.
Критик, который сидел на стуле тут же возле письменного стола, напротив Секретаря, чуть приподнялся, склонился над бумагами, чтобы лучше видеть, и указал пальцем на густо исписанный лист:
— Вы, наверное, это ищете, товарищ Секретарь? Узнаю свой почерк, это моя докладная записка о писателе Поточеке.
— Да, — сказал Секретарь, — это ваш сигнал. Но должен подчеркнуть, что выводы, к которым вы приходите, вызывают некоторые сомнения.
— Неужели? — взволнованно воскликнул Критик. — Но ведь прежде они никаких сомнений не вызывали!
— Это правда, — спокойно ответил Секретарь. — Более того, мы из них исходили и даже использовали их при принятии постановлений Дома Партии, однако времена изменились и…
— Понимаю, — прервал его Критик. — Если мои предложения заходят слишком далеко, я их немедленно переделаю.
— Такой необходимости нет. Мы хотим лишь, чтобы вы, разумеется, не притупляя ни на минуту партийной бдительности, сделали в своей работе упор не столько на классовую борьбу, сколько на сплочение общества вокруг нашей партии, — и Секретарь вложил бумаги обратно в папку. — А теперь кадровые вопросы. Есть мнение, что Поточек будет неплохим секретарем парторганизации Союза писателей, а вы…
Критик просиял и даже вытянулся в струнку — уж если Поточека выдвигают в секретари, то его наверняка сделают председателем Союза.
— …а вы, — медленно повторил Секретарь, — будете пока его заместителем.
Критик опустился на стул и должен был сделать над собой огромное усилие, чтобы Секретарь не догадался, до какой степени он поражен таким решением. А придя в себя, произнес:
— Простите, товарищ Секретарь, но Поточек пишет сейчас повесть, относительно которой…
— Вот как, — сказал Секретарь.
— Так точно, — не выдержал Критик.