Однако ведьма могла лишь гадать, что узрела бы, доведись ей взглянуть магическим зрением на тех, кого знала прежде.
На отца, например.
Наугад она свернула в какую-то залу и, ощутив впереди открытое пространство, восстанавливая в памяти план дворца, догадалась, что перед ней одна из малых королевских приемных. Женщина застыла в дверях.
Как странно, что ноги привели ее именно сюда.
Кто-то, должно быть, слуга, взволнованно осведомился, не может ли чем помочь святой матери. Марна невольно вздрогнула. Ах, да, проклятая ряса все еще была на ней! Опуская пониже капюшон, чтобы ненароком не обнажить изуродованные черты, она глухим голосом отослала непрошеного помощника прочь.
Ее немедленно оставили в покое.
Чувства подсказывали колдунье, что появление в покоях дворца митрианки вызывает недоумение, но час был поздний, слуг вокруг оставалось все меньше, да и те, кто спешил мимо по своим делам, достаточно набегался за день, чтобы не проявлять недолжного любопытства.
Она могла быть спокойна, что ее не потревожат.
Неспешно, почти нерешительно, Марна ступила в залу, и первый же шаг вернул ее на тридцать с лишним зим назад, в то забытое ныне время, когда даже не Фредегондой звалась она – но Мелани. Память возвращала ее в тот день, когда они расстались с отцом. Ни один из них еще не знал, что это навсегда. Они прощались в этой комнате.
Здесь. На том самом месте, где стояла она сейчас.
Сосредоточившись, Марна сумела даже различить собственный, едва уловимый отпечаток.
И полустертый след отца.
– Ты сделаешь то, что я велел тебе, Мелани! – грохотал в покоях голос Хагена, так что огоньки свечей трепетали, точно под порывами ветра.
Огромного роста, широкоплечий, без единого седого волоска в бороде, венценосец и к зрелым годам не утратил пыла, отличавшего его в юности, и по-прежнему наводил священный ужас на домочадцев.
Юная Мелани, сжавшись в комочек – так пугали ее лишь гроза и отцовский гнев – не смела поднять глаз на короля.
– Ты избавишься от проклятого ублюдка и останешься здесь!
У нее едва достало сил покачать головой.
– Я уеду к мужу, отец. Он ждет меня.
– К мужу?! – В голосе Хагена звенел металл. – Как мило с твоей стороны наконец вспомнить о нем! И ты надеешься, он примет тебя такой?
Девушка надменно пожала плечами, как всегда, когда вспоминала о графе Антуйском. Кровь королей текла в ее жилах, и, как ни страшилась она аквилонского владыки, покорная униженность никогда не отличала ее.
– Орантису нужен Шамар, особенно теперь, когда Антуя разорена чумой. Супруг мой примет меня с распростертыми объятиями.
– Ты забываешься, дочь! – Строптивость Мелани вывела короля из себя. – Я даровал тебе Шамар – и в моей власти отнять его! Серьен не откажется присоединить такой славный кусок к своим будущим владениям!
При упоминании имени брата глаза принцессы вспыхнули ненавистью.
– Лучше бы ты отдал Тауран Вилеру, отец! Я всегда говорила тебе – Серьен не способен управлять провинцией. Королевская орифламма не для него! Он слишком мелок для этого! Пожалуй ему отряд лучников, и он будет счастлив!
– Молчи! – Рык Хагена потряс стены. – Ты еще смеешь давать мне советы! Ты, непокорная… В последний раз говорю я тебе – смирись! Избавься от младенца. Останься в Тарантии. Иначе изведаешь всю полноту отцовского гнева!
– О-о, – протянула Мелани то ли испуганно, то ли насмешливо. – Если гнев этот таков же, какова отцовская любовь, то я заранее трепещу, мой повелитель! Но мое решение неизменно. Я вернусь в Шамар, к Орантису, и ребенок мой родится там.
Хаген захохотал, но смех его прозвучал фальшиво.
– Ты никогда не заставишь мужа поверить, что дитя от него! Всей Аквилонии известно, что супруг твой бесплоден, как срезанный колос. У ложа его знахарок и лекарей сменилось едва ли не больше, чем девок, с которыми этот несчастный надеялся доказать свою мужественность. Как сможешь ты убедить его, что носишь его ребенка?
– Это моя забота.
Страх оставил Мелани. Она стояла гордая, непоколебимая, и царственная стать ее не могла не внушать восхищения. Король даже отступил на шаг, мгновенно залюбовавшись ею, но принцесса, поймав устремленный на нее взгляд, с такой ненавистью вперила взор в отца, что он невольно отвел глаза.
Это была ее первая победа.
– Орантис согласится со всем, что я скажу ему, можешь мне поверить. К тому же, Шамару необходим наследник. Особенно теперь, когда жена Серьена разродилась сыном. Так что не надейся убедить меня, отец.