Я начинаю толкать его в грудь, и он отступает назад.
– Нахрена ты ко мне прицепился? Тебе больше нечем заняться? – Я и сама не заметила, как сжала кулак и замахнулась, чтобы ударить. Ненавижу его! Ненавижу его жалость! Но почему мое сердце так бешено колотится?
Крис ловко перехватил мой удар, и я оказалась прижата к стене. Его грудь тяжело вздымалась, и он, словно зверь, навис надо мной. Карие глаза потемнели, в них плясали опасные огоньки. Он нагло наклонился и горячо, требовательно поцеловал. Его губы обжигали, требуя подчинения. Ненавижу его! Ненавижу этот поцелуй! Поначалу я била его в грудь кулаками, царапалась, пыталась укусить, но он держал меня крепко, как в стальных тисках, не давая возможности сопротивляться. Он сильнее меня, он всегда сильнее. И в какой-то момент я почувствовала, как что-то внутри меня ломается, как трескается лед под ногами. Мое тело перестало мне подчиняться, словно оно принадлежало кому-то другому. Руки сами потянулись к его шее, и я обхватила её, забывая обо всем на свете. А потом и вовсе начала зарываться пальцами в его мягкие пряди, чувствуя, как бешено колотится его сердце. Он ловко подхватил меня под бёдра и ещё сильнее вжал в стену, вдавливая в камень.
– Успокоилась? – тяжело дыша, отстранился Крис, прижимаясь лбом к моему. В его глазах плясали те же опасные огоньки, но в глубине зрачков мелькнула такая боль, словно он сам был приговорён к чему-то ужасному.
Я всё так же была прижата к стене и обвивала его шею. Дыхание превратилось в рваные клочки, а в висках забился безумный барабан. Щёки горели от смущения, и я хрипло спросила:
– Зачем?
Он усмехнулся и вновь поцеловал меня. На этот раз его губы были нежными и кроткими, будто он хотел залечить мои раны. И когда вновь отстранился, я не сдержала огорчённого вздоха. Зачем он это делает? Чего он хочет от меня?
– Просто догадывался, что простыми словами тебя не успокоить, раз ты решила полезть на меня с кулаками, – тихо произнёс Крис, глядя мне прямо в глаза. – Я просто… умею находить нужные кнопки.
Мир завертелся у меня перед глазами. С губ сорвался нервный смешок.
– Многим? Так какого черта ты ко мне полез? – Его слова обжигали, словно кислота. – Шуруй к своим бабам!
Его губы изогнулись в полуулыбке, в которой читалось то ли превосходство, то ли жалость, и он спросил:
– Ревнуешь?
– С чего бы? – раздраженно спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – С какой стати мне ревновать тебя к каким-то бабам? Думаешь, если мы с тобой пару раз целовались, это что-то значит? Глупое касание губами, и не более, – выпалила я на одном дыхании, стараясь не смотреть ему в глаза, боясь, что он увидит, как я лгу. Но разве это не так? Разве я не вру себе?
Как только в коридоре послышался голос Яры:
– Подождите, дайте ей успокоиться!
Крис неохотно отпустил меня, но вновь поцеловал, властно и настойчиво, словно хотел выжечь все мои возражения, заставить забыть обо всем на свете. От этого поцелуя ноги начали подкашиваться. Когда дверь распахнулась, он резко отстранился. И тут что-то блеснуло в полумраке. Сначала я не поняла что, пока мой взгляд не скользнул ниже, на его шею и футболку. Они были залиты кровью. Моей кровью. В горле пересохло, а по спине побежали мурашки. Что я натворила? Боже, что я натворила? И что он со мной делает?
Мама с ужасом посмотрела на разбитое зеркало и на пол в крови. Ее лицо побледнело, она на мгновение прикрыла глаза, будто стараясь отогнать воспоминания об отце, кричащем и пьяном, швыряющем в стену тарелки.
– Что с тобой происходит? – дрожащим голосом спросила она. – Почему ты так себя ведешь?
Я чувствовала, как сердце сжимается в груди. Мама просто не понимает, что я хочу, чтобы у неё все было прекрасно, чтобы я всегда видела ее улыбающейся. Но мне сложно представить ее с каким-то мужчиной, ведь отец причинил нам столько боли и страданий, что все мужчины стали для меня врагами. Мне сложно принять тот факт, что Уилл может сделать её счастливой.
– Потому что не понимаю, как ты можешь верить Уиллу! – резко бросила я.
Крис бросил быстрый, понимающий взгляд на Яру, и та легонько сжала его руку. Они не вмешивались, просто стояли и смотрели. А мама, тяжело вздохнув, взяла меня за руку и потащила вниз. Мы вошли в кухню, она усадила меня за стол и достала из ящика белую коробку. Дрожащими руками она обработала мне рану, наложила повязку и села напротив меня.