– Это что? – завопила мама.
– Что это вообще такое?! – огрызнулась я, пытаясь вырвать рюкзак. – Откуда это взялось? Я никогда этого не видела!
Тогда она вскрыла его, и помимо денег там оказались наркотики — достаточно большое количество. Мир словно перевернулся. Моё сердце бешено заколотилось. Мама смотрела на меня тем взглядом, взглядом, который она приберегала для худших моих проступков, взглядом, который заставлял меня чувствовать себя грязной и недостойной любви.
– Блядь! – вырвалось у меня, как болезненный стон.
Пощёчина. Мир поплыл перед глазами, звуки приглушились, будто кто-то выключил звук. В носу запахло кровью, а в ушах зазвенело. Боль от удара — ничто по сравнению с той, что расползалась внутри, отравляя каждый уголок души. Холодная дрожь сковала тело. Я села на корточки и начала молча, трясущимися руками, собирать свои вещи. Собирала вещи машинально, словно кукла, которой дёргают за ниточки. Руки двигались сами по себе, а голова была пуста. Вкладывая последнюю книгу в рюкзак, я почувствовала, как будто вырываю часть себя. Я – призрак: невидимая, непонятая. Внешне я была спокойна, но внутри всё клокотало от обиды и ярости, как магма в жерле вулкана, готовая выплеснуться наружу обжигающим потоком слов и слёз.
– Ты… – её слова резали, как ножи.
Я молча глотала пустые обвинения, от которых веяло табаком и дешёвым вином, обвинения в том, что я такая же, как отец — слабая и зависимая. Боль разъедала изнутри, разъедая всякую надежду. Когда вещи оказались сложены в рюкзак, я посмотрела на мать. Между нами — пропасть. Непреодолимая.
– Ты выбрала его, – с горечью прошептала я, смотря в её опустошённые глаза, наполненные нераскаянием. И в этот момент я поняла: я осталась совершенно одна.
– Ты пытаешься сейчас его оклеветать? – воскликнула она.
Я усмехнулась, закинула рюкзак на плечо и молча направилась к выходу. Это дерьмо я уже слышала от неё. Словно старая, заезженная пластинка. Когда в первый раз отец прикоснулся ко мне там, куда не должен был, я тогда тоже ей рассказала. Она так же на меня кричала и била. И сейчас, как и тогда, я поняла, что одна. Это был последний гвоздь в крышку гроба моего доверия к ней. Не знаю, почему сейчас это всплыло у меня в голове.
– Остановись немедленно! – кричит она.
– Я тебе не дочь, чтобы ты мне указывала! – сказала я голосом, в котором не осталось ни капли чувств, будто говорила робот.
Распахнув дверь, случайно или по совпадению, я увидела, как Крис стоял и целовался с Юлианной. Видеть их вместе было как получить удар под дых, от которого перехватило дыхание. Именно сейчас, когда моя семья рушится, видеть их вместе – словно нож в сердце. В его глазах мелькнула растерянность, смешанная с ужасом, как будто он увидел привидение. Они отстранились друг от друга. Но я уже ничего не хотела видеть. Я усмехнулась и, проходя между ними, на прощание сказала:
– Счастливого плавания, ублюдки!
Улыбка тут же сползла с моего лица, как только я вышла за калитку. В груди зияла огромная дыра, и казалось, что в неё уходит вся моя жизнь. Выйдя за калитку, я глубоко вздохнула и широко улыбнулась, хотя внутри всё болело так, словно кто-то вырвал сердце из груди, оставив лишь кровоточащую рану. Всё, что было рядом со мной, в один момент просто рухнуло, меня бросили, оставив на растерзание чёртовому миру. Я осталась совершенно одна.
– Лейла! – кричит Крис, хватая меня за руку. Его прикосновение обжигает хуже огня. Я дёргаюсь, словно от удара током.
Я с отвращением резко разворачиваюсь, будто его прикосновение оставило на коже липкий налёт, и выхватываю руку. Достаю салфетку и протираю её, не скрывая презрения.
– Я могу всё объяснить! – торопливо произносит он, словно пытаясь загладить свою вину.
Я смотрю на него с таким презрением, что, кажется, могу прожечь взглядом, и переспрашиваю:
– Объяснить что?
Он нервно оглядывается, пальцы мечутся в волосах, будто пытаясь найти нужные слова. Крис прекрасно знает, что все на нас смотрят и никуда не собираются уходить.
– Я люблю только тебя! – говорит он громко и чётко, словно заученную мантру, которую повторял себе сотни раз перед зеркалом.