— Вы же глава города! Есть и другие раненые, не только ваш сын! И нет возле них такого лекаря. А сколько разрушенных домов, сколько осталось вдов и сирот, потерявших своих близких. Вот Пахом Саблин, сколько всего делает!
— Пахом Саблин! — Вспыхнул голова. — Видел я, что он делает! Старый черт даже не удосужился поставить меня в известность о нападении, а теперь все о нем говорят… Да кем он себя возомнил!
— А может, стоит прислушаться к нему? — Не сдалась Марица. — Посмотрите — Гребенск нуждается сейчас в помощи, в вашем руководстве больше, чем когда бы то ни было. Неужели вы не пойдете на мир с Саблиным, забыв обиды, ради горожан?! Хотите, чтобы люди помнили ваши дела годами — действуйте сейчас. И если вы будете заодно с Саблиным, тогда и только тогда, вы сможете добиться очень многого. Да вы и сами это знаете!
— Знаю? Да, да… А что Ежи?
— Пойдемте. Только — помните — ни слова.
Тетка Клава, уже была около кушетки с раненым. Заметив Марицу с головой, она лишь неодобрительно стрельнула глазами на последнего, но не сказав ни слова, быстро вышла за дверь.
Голова встал у стены, как ему велела девушка. Ему почему-то даже в голову не пришлось ее ослушаться. Мертвенная бледность сына и нож, все еще торчащий из груди, произвели на него странное впечатление. Он другими глазами взглянул на отца Филарета, который ловкими и быстрыми движениями зашивал длинную рану на голове его сына. Младшего сына, самого любимого. Единственного, оставшегося при нем. Двое старших давно покинули его, один — стал шкипером, другой служит в императорском войске. Только Ежи никуда из Гребенска ехать не захотел. Утешение для отца на старости лет. Сильный, умный, красивый и такой молодой! Имея за плечами немалый боевой опыт, он сразу понял, что жизнь Ежи может спасти только чудо. Михал Окора сглотнул, отвел взгляд в сторону, заметил старинную икону Спаса Неркукотворного, висевшую в углу комнаты и замер, едва шевеля губами.
Только поздно вечером Марица добралась до комнаты, устав так, как не уставала уже давно. Сил не было, на душе было тяжело, хоть и хотелось просто лечь и уснуть. Забыться, не думать, не вспоминать.
Но раз и навсегда заведенная привычка, помогла ей преодолеть эту слабость. Она опустилась на колени и, несколько минут помолившись перед образом Божьей Матери, отогнула край ковра, постеленного перед кроватью, и вынула из пола кусок доски, пользуясь небольшим кинжалом. Достала из открывшегося тайника старую потрепанную книгу в мягком кожаном переплете. Когда-то давно, эта книга выглядела как царский подарок — уголки обложки были отделаны золотом, в ее центре красовалась серебряная шестиконечная звезда с округлым портретом в середине. На портрете была изображена девчушка лет двенадцати вся в светлых локонах и кружевах. Теперь, несмотря на то, что девушка все эти годы относилась к этой вещи очень бережно, она выглядела по-другому. Края обтрепались, все уголки из золота были утрачены, кроме одного — тускло блестевшего желтизной. Возможно, и с ним придется расстаться. Серебряная звезда была вся исцарапана, а портрет девчушки почти полностью выцвел, остались только глаза — немного удивленные и счастливые. Когда-то и Марица так смотрела на мир.
Поднявшись с колен, она устроилась за маленьким столиком в углу комнаты и раскрыла книгу почти в конце. Все странички были исписаны мелким красивым подчерком, пустыми оставались только десяток, не больше.
Ева взяла в руки перо, хранившееся в небольшом деревянном кубке на ее столе. Окунула в стоящую рядом чернильницу и аккуратно вывела в книге дату:
25 июня 1647 года от р.х.
Немного подумав и взглянув на темнеющее окно, она перечеркнула цифру 5 аккуратной чертой и вместо нее вывела шестерку.
За окном чернела ночь. Луна спряталась за облаками, но звезды сияли ярко. Пламя свечи чуть колебалось, на пожелтевшие от времени листы ложился ее неровный свет. Предыдущая запись была совсем короткой.
Марица пробежалась по ней глазами.
«18 июня 1647 года. Дорогой отец. Ты видишь, как хорошо мне здесь, как все меня любят, и я тоже всех люблю и привыкла уже к этой простой и спокойной жизни. Но странная тоска не покидает меня. Кажется, нет причин для нее, но сердце томится и чего-то ждет. Поверь, я еще не полюбила никого так, как ты маму, но не любви я жду, да и не могу я об этом думать, ведь нет никого здесь, кого ты бы одобрил в качестве моего жениха. Сегодня опять была вечерка. Всем было весело. Митяша сегодня тебе бы понравился. Он спел нам всем такую песню, что слезы навернулись. Я обязательно разучу ее. Он сказал, что это старинная песня воинов русинов. Странно, что раньше ее не слыхала. Прощай, папа. Я очень устала, потому напишу обо всем подробнее через несколько дней.