Так Франц определился с выбором. Оказалось, что они учились на разных факультетах, поэтому он не смог сразу припомнить лица юноши. Маркэль, а именно так звали неустрашимого юношу, познакомил Франца со своими друзьями, трое из которых учились с ним на одном отделении. Мир как будто стал ярче, Франц не понимал, как можно было сомневаться: выбор теперь казался абсурдным. Те маленькие, «золотые» группы лишь внешне оставались невозмутимыми и надменными, на самом деле они держались так лишь из доброты и безразличия остальных студентов.
Франц с улыбкой вспоминал о прошедших за эти два года событиях. Более всего ему было приятно думать о прекрасной нимфе, легкой и воздушной Софии – дочери лавочника. Они жили этажом ниже, а девушка часто находила повод заглянуть к своему соседу: пусть это была лишь просьба занять соли, муки, других продуктов. Часто Франц сам был инициатором «случайных» встреч. Они не гласно выработали план пересечений: утром, когда Франц неторопливо шагал к университету, София нарочито медленно направлялась в лавку дабы убраться и приготовить все к торговле. Их взгляды пересекались, Франц ловил нежную, легкую улыбку, тихое «здравствуйте». Мгновение, но какое же приятное! Целый день эта секунда могла проливать свет на душу влюбленного студента. Вечером история повторялась. Они могли встретиться на лестнице, если повезет, Франц даже мог коснуться бархатной кожи, приблизиться настолько, что ощущал трепетное дыхание девушки. Все эти игры разжигали огонь в душе студента, дарили незабываемые мгновения. Он даже не мог сказать наверняка, хотел ли он сблизиться с Софией, ведь это могло означать падение идеально созданного им образа. Сама девушка не раз пыталась объясниться с Францем, но тот прерывал ее ненавязчивой шуткой, извинением, просьбой и тому подобное. Идеал в лице жены невозможен, ровно, как и в лике любовницы. Нет людей достойных воображения, все это лишь россказни драматургов, писателей.
Франц прикрыл глаза. Ему показалось, что ветерок треплет волосы, он подался этому приятному ощущению, София склонилась над ним, нашептывая всякие нежности, коснулись лба его нежные прохладные губки, все вокруг было великолепным, сюрреалистическим. Но вдруг неведомая сила подтолкнула Франца, он вздрогнул, когда почувствовал на шее острые когтистые лапы. Нет, это не была его любимая, голос, сладкий и певучий, сменился скрежетом:
- Они придут! Они придут!
Не хватало дыхания, все вокруг пылало огнем…
- Они прииидут! Франц! Франц!
Франц протяжно застонал и… открыл глаза. Вот его огромная комната: над ним склонилась обеспокоенная мать, все еще сонная, одетая в одну лишь ночную рубашку.
- Мальчик мой, тебе приснился страшный сон?
Франц кивнул и тяжело вздохнул.
«Всего лишь сон, непременный и обязательный в силу долгих дум и недавних обстоятельств, связанных с сестрой».
- Ничего страшного, просто сон… - улыбнулся парень, устало прикрывая глаза. Сон, правда, повторялся уже третью ночь…
Старик жил недалеко от центральной улицы, прямо за старой каменной стеной, которая представляла собой некое подобие раритета. Говорят, ее построили задолго до возникновения Франции. Обшарпанные стены, запущенный садик, состоящий лишь из редких деревьев и пожелтевшей, а местами и почерневшей травы – все это принадлежало месье Гренуару. Особняком его дом можно было назвать будучи совершенно слепым или под особенными чарами алкоголя. Ворота оказались не заперты, но Франц совершенно не удивился этому, грабители наверняка обходили это место стороной, даже близко не чувствуя наживу.
Франц осторожно вступил на каменную ступеньку, отмечая, что практически вся стена заросла мхом. На двери висела табличка «Осторожно, умник, подумай трижды, прежде чем оповестить о своем визите. Но, если все же надумал, стукни три раза, если дело может подождать. Два раза, если дело не ждет отлагательств и один…»
«К черту, - подумал Франц, отрываясь от столь «занятного» чтива. – Старик просто свихнулся, это же очевидно».
Он громко постучал, все же отмечая про себя четыре громких стука. Где-то внутри эхом разошелся гром, молодой человек ощутил едва заметное движение под ногами, будто сама земля сотрясалась от пришедшего в оживление дома.
«Досчитаю до десяти, и будь что будет. Отцу передам, что не смог застать этого странного субъекта».
Однако, Франц остановился лишь на «пяти», когда дверь с противным скрежетом начала открываться, а на пороге показался низенький, неказистый пожилой мужчина с взъерошенными седыми волосами и плотно запахнутом темно-коричневом халате. На ногах у Гренуара блестели черные лакированные ботинки, совершенно не домашняя обувь.
Разумеется, никакого приветствия Франц не дождался, колючий взгляд не выражал никакой любезности.
- Здравствуйте, месье Гренуар. Я Франц, сын Жерарда де Мартина, вашего друга. Он беспокоился о Вашем здравии, а потому отправил меня справиться о самочувствии. Передаю его искренние извинения, он не смог сам нанести Вам визит, понимаете, домашние хлопоты… Моя сестра… Лора…
Старикашка внезапно зло усмехнулся и прервал речь студента кашлем.
- Свихнулась, бедняжка после такой романтической поездки?
Франц оторопел. Он не помнил, чтобы отец рассказывал своему другу о трагедии. Да, они вообще старались по возможности все держать в тайне дабы Лора, когда придет в себя (а это обязательно случится), чувствовала, что в обстановке общества все события, произошедшие с ней ранее не имели какого-либо, даже малейшего, отпечатка.
- Откуда Вы знаете? – поинтересовался он строго.
Старик напоминал шаловливого ребенка. Он всплеснул руками и снова засмеялся.
- А не все ли равно? Ты пришел сюда, чтобы развлекать меня, так будь добр: перестань быть скучным и заносчивым мальчишкой, - он отошел в сторону, тем самым приглашая незадачливого гостя войти.
Внутри все оказалось менее ужасным. Просторная комната, освещенная несколькими лампами, синее кресло, стены, выкрашенные в тот же цвет. Нетрудно было сделать вывод, что старик предпочитал именно этот холодный, успокаивающий оттенок.
«Одиночество, - грустно подумал Франц, - это то, что боятся все люди. Столкнуться с ним в конце своего пути – самое страшное, что может быть всем человеческом существовании. Безысходность».
Он устыдился своих предубеждений относительно этого бедного старика и заставил себя улыбнуться.
- Хорошо, месье Гренуар. Может, заварить нам по чашечке чая? Где у Вас кухня или столовая? – студент прошел вглубь комнаты, пытаясь найти там еще одну дверцу.
- Ух ты, какой шустрый паренек вырос! Не у всех такие блага, парень. Все, что ты видишь – это мое владение. Эта комната, старая мебель, плесень в углу, мышки в норке – это все мое. Мне достаточно, - подал плечами старик, усаживаясь в старое засаленное кресло. – Лавочник приносит мне каждое утро свежеиспеченные булочки, мадам Берфье такая милая, что позволяет обедать у нее, а ужин… ужин мне не нужен. Наедаться на ночь вредно для здоровья, мне так один знакомый доктор говорил.
Франц согласно закивал в ответ. Чай делать совершенно не хотелось, а тем более, распивать вместе с чокнутым стариком. Он даже не представлял, какие темы могут его заинтересовать.
- Не волнуйся, долго я тебя не задержу. Мне нужно тебе кое-что передать. Не спрашивай, от кого – все равно сам в свое время поймешь. Пока лишнее знание лишь усугубит ситуацию. Подойди к той полке, - Гренуар ленивым движением руки указал на низенькую полку, висящую прямо над сломанным каминном. – Возьми книгу.