Она отбросила его, как только услышала его голос.
– Да?
– Тед, это Сэнди.
Он не произнес ни слова. Музыкальный автомат выдал старую песню, не то «Четыре вершины», не то «Соблазны», она не разобрала.
– Я по поводу Джулии.
– Что по поводу Джулии?
– Ты можешь встретиться со мной? – Она окунула палец в бокал и облизала его. – Пожалуйста.
– Что по поводу Джулии? – повторил он.
– Я не хочу говорить об этом по телефону, – ответила она и объяснила, где находится.
Она пила третью порцию, когда он приехал.
Он сел рядом с ней. Здороваясь, они оба смогли только кивнуть друг другу.
– Я буду пить содовую, – сказал Тед бармену.
Когда ему подали заказ, Сэнди посмотрела на шипучий напиток.
– Не пьешь?
Он пожал плечами, не желая объяснять ей, что бросил давно, словно это было бы признанием прошлой ошибки.
– Прежде чем ты что-то скажешь, – резко начал он, – позволь сказать тебе, о чем бы ни шла речь, я приехал сюда по единственной причине – сообщить тебе, что не желаю, чтобы ты совала нос в мои семейные дела.
– Они и моя семья тоже, – тихо произнесла она. Она ощущала, как спиртное – для нее непривычно большая порция – разливается внутри. – Они – это все, что мне осталось от нее.
Он ничего не сказал.
Она выпрямилась.
– Послушай, мне это нравится не больше чем тебе.
– Давай к делу, Сэнди.
– Как я понимаю, у Джулии неприятности.
– В этом возрасте у всех неприятности.
– Дай же мне сказать, черт побери, а? Дай мне сказать. Джулия попала в беду, Тед. Давай, по крайней мере, честно признаем это.
Он ничего не ответил, только вертел соломинку в бокале.
Она глянула на его лицо сбоку, на склоненную голову. Она вдруг вспомнила отстраненное выражение его лица, когда он, кончая, мощными толчками сотрясал ее тело, глубоко внутри нее что-то дрогнуло.
– Почему ты не хочешь, чтобы она поехала в этот Бранстон? – резко спросила она.
– Я никогда не говорил, что не хочу, чтобы она ехала.
– Значит, ты отпустишь ее?
– Просто не хочу, чтобы другие принимали решения за меня, – ответил он.
– По-моему, ты в одиночку с этим не слишком справляешься.
Он резко обернулся к ней.
– Вот как тебе кажется?
Сэнди откинулась на спинку.
– Может быть, ей нужно уехать подальше от всех нас, – тихо сказала она.
– Каким образом это что-то решит?
– Там будут люди, которые знают, как ей помочь.
– Она в них не нуждается.
– Ей нужны не только мы, еще что-то. Послушай, мне больше неважно, что произошло, мне на все наплевать. Отпусти ее и все, идет? Дай ей этот шанс. По крайней мере это ты ей должен.
– У тебя это выходит так просто.
– Я не нарочно.
Тед провел руками по волосам и посмотрел на Сэнди. Она встретила его взгляд, и оба поняли только одно – они никогда до конца не освободятся друг от друга. Оба отвели глаза в сторону.
– Ты все еще с Джоном? – спросил он.
Она кивнула.
– Тебе нужно позвонить ему и попросить заехать за тобой. Тебе нельзя вести машину в таком состоянии.
– Все нормально.
Тед больше ничего не сказал, а выложил на стойку деньги.
– Окажите мне услугу, – обратился он к бармену, – позвоните в магазин спорттоваров Норвуда и скажите, чтобы Джон Норвуд забрал ее.
Он еще раз взглянул на Сэнди и ушел.
В тот вечер, после того как девочки давно отправились спать, Тед долго лежал в постели, разглядывая узоры, образовавшиеся у него на обнаженной груди от света настольной лампы. Случалось, что его тело буквально изнывало, стремясь ощутить прикосновение. После суда ему звонило множество женщин, некоторые даже появлялись у него в офисе, делая вид, что им нужно поговорить о строительстве, любопытные женщины, дерзкие женщины, женщины, каких он презирал.
Он перекатился на правый бок и, просунув руку между пружинами и матрасом, осторожно вытащил фото, снятое «Полароидом». Энн на их кровати, голая, на четвереньках, округлые груди висят, зад высоко поднят, голова запрокинута назад в приступе смущенного смеха.
Они тогда прибегали к любым попыткам, раскрепощенные собственной несчастливой жизнью.
Она хватала камеру, придвигала ее близко к нему, слишком близко, на фотографиях вышли расплывчатые пятна из волос и пор, он их порвал. Сохранилась лишь эта.
Он провел пальцами по контурам ее тела на маленьком глянцевом снимке, поднес его к самому лицу, словно если бы очень постарался, то ощутил бы ее запах. А вторая его рука медленно опустилась по телу вниз.
Джулия услышала, как уже далеко за полночь он бродил по дому, как делал часто, шлепая босыми ногами по деревянному полу. Она прислушивалась, когда он открыл дверь комнаты Эйли и вошел туда, потом тихо вышел спустя несколько минут. Затем он подошел к ее комнате, и она притворялась, что спит, наблюдая сквозь прищуренные глаза, как он стоял в дверях, глядя на ее неподвижное тело, словно вечность прошла, прежде чем он медленно повернулся, спустился вниз и принялся вышагивать взад-вперед по гостиной.
А еще позже ночью она слышала, как он плакал, звуки его глухих рыданий, отдаленные и чужие.
Она наконец уснула перед самым рассветом, и во сне до нее смутно доносилось, как Тед варил себе первый кофе в этот день.
Тед провел рукой по небритому лицу и прикрыл утомленные глаза. Крепкий кофе урчал в животе, и он отодвинул от себя третью чашку. Пасмурное утро тускло освещало кухню. Он услышал, как наверху в туалете спустили воду, дверь открылась и закрылась. Он уже приготовил девочкам миски и два стакана апельсинового сока.
Они спустились вниз вместе и сели на свои места за столом.
Он наблюдал, как Эйли насыпала хлопья, а потом наливала молоко в белую фарфоровую китайскую миску. Джулия, месяцами отказывавшаяся от завтрака, просто потягивала сок.
Он встал, переложил со стола на стойку нераскрытую газету, посмотрел, как она теребит бумажную подставку, салфетку.
– О'кей, – произнес он устало, глядя прямо на Джулию.
Она обернулась к нему.
– О'кей, и что?
– О'кей, можешь ехать.
Она с подозрением смотрела на него, отыскивая в его лице признаки того, что он дразнит ее, или устраивает проверку, или следы слабости.
– Ты уверена, что хочешь именно этого? – спросил он.
Она кивнула:
– Да.
– Я позвоню миссис Мерфи сегодня немного позже и узнаю, что надо делать, – сказал он ей. Он заметил, что до нее наконец дошло, по выражению, мелькнувшему на ее все еще заспанном лице, и отвернулся.
Миски он засунул в посудомоечную машину.
– Поторапливайтесь, – резко бросил он. – Школьный автобус будет здесь с минуты на минуту.
В ночь перед тем, как Джулии надо было уезжать, она дождалась, пока Тед отправился спать, и тихо встала с постели. Дверь в комнату Эйли была закрыта; в доме царила тишина.
Она спустилась вниз в кромешной тьме, сжимая в руке коричневый бумажный пакет, вынутый из ящика стола. Сначала она сходила за лопатой и сапогами, стоявшими у двери, а потом вышла на улицу. Бледная полная луна освещала ей дорогу.
Она прошла в дальний конец двора и положила пакет на землю за самым большим кленом. Почва промерзла, и она потратила много времени, чтобы расковырять ее хотя бы на несколько дюймов.
Перед тем как сунуть пакет в неглубокую ямку, она в последний раз открыла его, коснулась пальцами записки матери: ДЖУЛИЯ, ДОРОГАЯ, Я УЖЕ СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ, первой записки Питера с номерами телефонов и клочков его письма, коричневой вьющейся ленты от коллажа Эйли, коротеньких кружевных трусиков Сэнди.
Ежась от холода, она свернула пакет, положила на дно ямки и аккуратно прикрыла землей, камнями и льдом.
Эйли в ночной фланелевой рубашке в цветочек, босоногая, наблюдала из окна своей комнаты, как Джулия шла обратно к дому, волоча за собой лопату.
После того как Джулия скрылась внутри, она еще минуту вглядывалась в темноту и пустой двор, потом опустила тонкие белые тюлевые шторы и тихонько забралась обратно в постель.