— А что в итоге стало с этой девочкой? — испуганно спросила я.
— Подожди, дослушай.
Самое ужасное в истории то, какими методами забирали кровь у детей. Их подвешивали за подмышки, сжимали грудь для большего оттока крови. Стопы глубоко надрезали, кровь начинала стекать в специальные емкости. В некоторых случаях со ступней полностью удаляли кожу, или вообще…
Фашисты брали кровь в таком количестве, что не то, что у ребенка столько нельзя брать, столько у взрослого нельзя брать. Брали целыми ведрами, пока ребенок не погибнет. Был мальчик еще один, хитрый. Натер между пальцами какой-то травой (кажется, крапивой), и у него появились волдыри, напоминавшие чесотку. Он чесал, чесал. Кровь у него брать не стали, но стали лечить. Некоторые врачи догадывались, что мальчик на самом деле лгал, но молчали… Он так оттянул время.
Дедушка замолчал, по его щекам потекли слезы.
— Дедушка, а что стало с этим мальчиком?
А этот мальчик сейчас сидит перед тобой, смело совершивший побег из страшного концлагеря "Зеленая река". А та девочка — твоя бабушка. Мы выбрались оттуда, когда нам было по 14 лет по такой же счастливой случайности, как и встреча с докторами, которые нас спасли. Было очень много жертв концлагеря "Зеленая Река", и каждому хотелось найти тот карандаш судьбы, чтобы нарисовать линию своего счастья. Мы с твоей бабушкой там и познакомились, и, кажется, наша с ней любовь встала выше фашистского беспорядка.
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ
Два дня я лежал неподвижно с высокой температурой и послушно пил все лекарства, что давала бабушка. Только бы снова гулять с Мишкой во дворе и не ощущать этой жуткой головной боли. С вечера я спал крепко, температура начала спадать. Проснулся я с хорошим самочувствием и сразу побежал на кухню. С бабушкой мы были одни, родители уехали на ночное богослужение, которое длилось до раннего утра. Как только я вошел в кухню, запах ванильной задорности и душистости удивительно вкусного праздничного стола взбудоражил меня. Кажется, он всюду проникал, и впоследствии весь дом стал так пахнуть.
Меня предупредили о том, что сегодня будет что-то грандиозное, но увидеть самые обычные яйца, которыми я завтракал каждый день в разных цветах и необычных узорах, было для меня настоящим потрясением. А пирог! Пирог, который мама готовила на каждый праздник, изменился в размерах и был усыпан бусинками, как у божьей коровки.
Вскоре вернулись родители. Долго я слушал папины рассказы о том, что было в церкви. Он поведал мне о молитве священника, о невероятном пении церковного хора, о том, как колокол звонил с отчаянным весельем, и его медные дрожащие звуки неслись, трепеща, так, что слышно его было и за пределами церкви. Откровенно говоря, самым моим большим желанием на тот момент было оказаться там, слушать волшебные звуки колокола, песни хористов, но я не стал прерывать папины истории.
— Христос Воскресе! Мы освятили пасху и яйца в церкви, угощайся. — сказала мне мама, появившись в проеме двери.
Только так я и не понял, пасха — это праздник или пирог, покрытый цветной ветрянкой и изумлению моему не было предела.
Тогда я вовсе стал ничего не понимать и поинтересовался у родителей:
— Папа, а что за праздник такой сегодня? Почему у нас такие необычные яйца и мама нарядная?
— Как что за праздник! Это же Святая Пасха!
— А яйца зачем освящать? Им что темно?
— Ну как зачем, так принято еще с древних времен. Принято освящать пасхальные куличи и яйца в храмах. Батюшка читает молитвы и окропляет святой водой пищу прихожан. Освящая что-то, мы посвящаем это Богу, испрашиваем на это Божие благословение.
— Но красить, красить-то зачем?
— Дорогой, для христиан пасхальное яйцо — это напоминание о Воскресении Иисуса Христа, о спасении его и Вечной жизни. Красный цвет, в который чаще всего окрашивают яйца, означает страдания и кровь Христа, который ради спасения всего человечества отдал себя в жертву. Вот и красят яйца, что тоже стало традицией.
— Получается, Христос страдал за всех? И за меня тоже?
— Да, сынок. Его воскресение означает величайшую победу добра над злом, зримый символ того, что любовь и вера гораздо сильнее, чем ненависть и страх.