Фрида поднялась с телеграммой Диего в руке и принялась нервно кружить по каюте. Что же делать? К счастью, она плывет в Париж, подальше от всех проблем. Ее не будет несколько месяцев. Может быть, за это время все устроится само собой? Эта мысль успокоила Фриду. Время покажет, решила она.
В тот вечер она отправилась в столовую, чтобы отвлечься. Вокруг только и говорили что об угрозе новой войны в Европе. Гражданская война в Испании была проиграна, тысячи беженцев устремились через Пиренеи во Францию и разбили лагерь под открытым небом на средиземноморском побережье. Многих из них, в том числе женщин и детей, выслали обратно, хотя поговаривали, что Франко скор на расправу с политическими оппонентами. Фрида с ужасом узнала, что Париж переполнен беженцами из Германии, которые живут в постоянном страхе перед очередной войной. Общественное мнение было настроено скорее против того, чтобы толпы иностранцев находились в стране, но Фрида сочувствовала беженцам. Она вспомнила о несчастных испанских детях, для которых собирала деньги, и похолодела, представив, что война может разразиться в те дни, пока она будет в Париже. Неужели она сама скоро станет частью великого потока беженцев? Да и смогут ли парижане уделять время искусству, если политическая ситуация настолько критическая? Сходя с корабля в Шербуре, Фрида не знала, чего ей ожидать.
«Не буду забивать себе этим голову, — сказала она себе, сидя в поезде, который вез ее в Париж. — Мне нужно сосредоточиться на выставке. Об остальном подумаю позже». Когда она вышла на станции Сен-Лазар, ее никто не встретил. Чтобы сэкономить деньги, Фрида потащилась с багажом в метро, но после бесцельных блужданий туда-сюда быстро сдалась. Она не знала ни слова по-франиузски и понятия не имела, где находится: Она поймала такси и дала водителю адрес Бретона. Пока они ехали по хмурому городу под промозглым дождем, Фрида чувствовала себя подавленной.
— Разумеется, вы остановитесь у нас, — сказал Бретон, и Фрида не стала спорить. В конце концов, у них в Мехико тоже постоянно дневали и ночевали гости. Но когда после утомительного путешествия она вошла в квартиру Андре и Жаклин, ей тут же захотелось сбежать. Квартира оказалась крошечной и, что еще хуже, невероятно грязной. На кухне в раковине скопились грязная посуда и сгоревшие кастрюли. Увидев такой беспорядок, Фрида даже не стала спрашивать, где можно принять ванну. А потом ее положили на раскладушке в комнате маленькой дочери хозяев. Увидев искалеченную ногу Фриды, девочка разразилась слезами.
Ночью Фрида не сомкнула глаз, проклиная себя и Диего за идею поехать в Париж. На следующее утро она взяла себя в руки и сказала Бретону, что хочет увидеть свои картины. Он криво улыбнулся и сообщил, что еще не забрал их с таможенного склада.
— Но это всего лишь формальность, — поспешил уточнить он.
— Тогда давайте хотя бы осмотрим галерею, чтобы оценить помещения.
Бретон не спешил с ответом, и тогда Жаклин ошарашила Фриду известием, что они еще ведут переговоры с владельцами галерей.
— Но ведь выставка уже через неделю! — воскликнула художница.
Бретон принялся убеждать ее, что все получится, что он знает многих людей и, в конце концов, они в Париже, самом красивом городе в мире. Фриде следует просто наслаждаться жизнью и довериться ему, он сделает все в лучшем виде.
Но как мог Бретон о чем-либо позаботиться, если его самого с полудня донимали посетители? К нему непрерывным потоком шли троцкисты и сюрреалисты, используя его квартиру как место для встреч. Бретон сидел среди них и произносил бесконечные речи. Фрида даже не могла уединиться, потому что у нее не было собственной комнаты. Она не находила себе места и через три дня была готова кого-нибудь растерзать от бессильной ярости.
Тем временем из Мексики пришло письмо от Троцкого. Диего рассорился с ним и заявил о выходе из Четвертого интернационала. Троцкий просил Фриду выступить посредницей. «Не буду вмешиваться, — решила она, — мне сейчас не до этого». Бретон, прознав о ее романе с Троцким, был не в восторге и донимал Фриду бесконечными расспросами, безумно ее утомляя.
Даже в кафе на Сен-Жермен, в присутствии друзей, Андре постоянно возвращался к этой теме. Впервые попав в «Де маго» и «Кафе де флор»[28], где Бретон познакомил ее с друзьями, Фрида поначалу была в восторге. Эти заведения славились изысканной атмосферой и отличными коктейлями. Ей понравились маленькие столики, занавески на окнах и красивые люстры, а еще больше — удивительно просторные и роскошные умывальные комнаты. Художница познакомилась с Максом Эрнстом, обладателем небесно-голубых глаз и благородного профиля, и рассказала ему, что использовала одну из его картин как источник вдохновения для собственной акварели. Произвел на нее впечатление и спокойный поэт Поль Элюар. Но вечер закончился неприятно. Почти сразу же атмосфера за столиками сгустилась настолько, что ее можно было резать ножом. Собравшиеся обсуждали политику и новые манифесты, обливая насмешками и презрением всех несогласных, и неважно, присутствовали они за столом или нет. В клубах дыма все кричали и размахивали руками, роняя со столов стаканы, которые разлетались вдребезги. Бретон вел себя едва ли не хуже остальных. Он вскакивал с места, разражался гневными тирадами, постоянно кого-то ругая и распиная. Похоже, ему нравилась роль инквизитора. Фрида не понимала большей части того, о чем шла речь. При желании она могла бы попросить перевести ей на английский, но не очень-то хотела знать, о чем так ожесточенно спорят эти снобы. «Такими разговорами мир точно не спасти», — сердито думала она.