- Ты не строй из себя спеца по чужой логике, - огрызаюсь я.
- А ты не строй недотрогу. Такое же дело, как и остальные. И, если хочешь, мы тебе снимем временную квартиру ближе к месту. Как и всегда. Ты бы лучше подумал над суммой.
- Ну что? – тихо говорит Лин у меня над ухом.
Я подавляю мгновенное желание прикрыть трубку ладонью. И тут же злюсь на себя. За то, что вот уже пять лет не могу привыкнуть к тому, что трубку прикрывать не надо.
- Сотня, - говорю я.
Джонас хмыкает.
- Почти вдвое. Это действительно тебе так неприятно?
- А это действительно тебе так важно?
Джонас смеется.
- Не только мне, - говорит он. – И ты получишь свою сотню. Если сделаешь все ко времени.
И тогда я понимаю совершенно отчетливо, что это дело пахнет. И отнюдь не розами.
- Подумай: как они могут тебе навредить? – повторяет Лин вечером, сидя на окне напротив моей кровати. Я закрываю свой ноут. Откидываюсь на подушки. Вытягиваю из пачки сигарету.
- Я думал. Они могут меня подставить. Попытаться убрать. И тогда им, естественно, не придется мне платить.
- Но почему? Зачем им это делать? Ты им угрожал? Ты где-то прокололся? Чем ты опасен?
- Стрелок опасен всегда, - я выпускаю дым через ноздри. Лин морщится. Но молчит. – И я мог бы придумать версию насчет того, зачем им меня подставлять. Беда в том, что версии, которые приходится придумывать, обычно не имеют никакого отношения к реальности. Нет, я им не угрожал, я не прокалывался, и я для них ничем не опаснее остальных.
- Значит, дело в объекте.
- Да, дело в объекте.
- Нашел на него что-нибудь?
- Нет, - мрачно отзываюсь я. – По всему выходит, что Джонас не врал. Он действительно бизнесмен. Акционер нефтяной компании.
- Берригер, - повторяет Лин. – Сколько ему лет?
- Пятьдесят два.
- Знаешь, - говорит он, - я, пожалуй, пойду с тобой.
- Вот только мне не хватало!
- Я не буду мешать. Обещаю.
- Почему ты так говоришь?
- Что?..
- Если ты мертв. Если ты моя галлюцинация. Как ты мне можешь что-то обещать?
Он вздыхает.
- Тебе это нравится. Вот и все.
- Нет, - отрезаю я. – Мне это не нравится.
Выключаю ночник, растягиваюсь поверх одеяла. Он все так же сидит на окне – одна согнутая нога на подоконнике, вторая шаркает по полу.
На всех его фотографиях, что я видел, он сидит именно так.
Я закрываю глаза. Наверное, он прав. Наверное, я сошел с ума. Мы спорим с ним об этом. Ты мне рассказывал о себе, говорю я. Ты сам это прочитал, когда разузнавал про меня после моей смерти, отвечает он. Ты говоришь со мной о делах, настаиваю я. Я говорю только о том, что есть у тебя самого в голове, напоминает он. Сегодня я ему сказал: «Я не заметил “кольт” у Лео в кармане. Это ты меня предупредил.» А он улыбнулся и ответил: «Ты видел этот “кольт”. Ты же профи, ты не пропускаешь такие вещи. Ты просто не отдавал себе отчета. Но ты об этом знал.»
Он, должно быть, прав, и я пять лет схожу с ума. Страдаю раздвоением личности. Пять лет пытаюсь себя убедить, что Линдон Шедлок, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения, студент Новоанглийского Колледжа и без двух лет бакалавр искусств, не умер. Пять лет разговариваю сам с собой в паршивых забегаловках. Пять лет разбиваю по будильнику в день.
Псих, иначе и не скажешь.
Открываю глаза. С улицы льется слабый, желтоватый свет фонарей. Лин все так же темной тенью сидит на окне. Он никогда не уходит, пока я не засну.
Куда он уходит, я тоже не знаю.
- Лин?
- Не спишь?
- Ты ведь знаешь, что нет. Что ты там сидишь?
- А что мне еще делать? – пожимает плечами он.
- Иди сюда.
Он замирает.
- Что? – переспрашивает он наконец недоверчиво.
- Если все так, как ты говоришь, то тебе все равно, где мозолить мне глаза. А мне надоело смотреть на тебя снизу вверху.
- Сюда – это в постель?
- А тебя это смущает?
Он оборачивается ко мне. Не вижу его лица. Только темное пятно. Почему я не вижу его лица, если это все моя фантазия, а я знаю как он выглядит, заучил до последней черточки? Потому что мое безупречно логичное подсознание не забывает, что в темноте лиц не видно?
Какая же чушь…
- Да нет, - говорит он. – Поздновато мне, пожалуй, смущаться. Я за пять лет на тебя в этой постели насмотрелся… во всех ситуациях.
- Вот и я так думаю.
Он спрыгивает с подоконника. Подходит к кровати. Помедлив, вытягивается рядом со мной.
- Раньше ты никогда не звал, - слегка недоуменно говорит он.
Я смотрю на него. Постель под ним просела и одеяло примялось… но я не слышал скрипа пружин.
А, к черту это все.
- Ну а теперь решил.
Он тихо смеется.
- Затащил-таки меня в койку. А где ты прочитал, что я не интересуюсь девушками?
- В дневнике.
- Украл?
- Нет. Его взяли на время из вещдоков. Оказали мне личную услугу. Потом вернули на место.
- У тебя везде друзья.
- Не у меня.
- А важно?
- Нет.
Пауза. Неспешная, неторопливая. Не тяжелая.
- Дурацкая была идея, - слегка тоскливо говорит он. – Ну, вести дневник.
Я невольно вздрагиваю. Тут же беру себя в руки. Отзываюсь лениво:
- Но написан он был хорошо. Из тебя бы неплохой писатель вышел.
- А я хотел быть журналистом, - просто говорит он.
Стискиваю зубы. Переворачиваюсь на бок. Он тоже поворачивается – ко мне лицом. Я протягиваю к нему руку.