Я стискивал зубы и кивал. Я это знал. Прочитал в протоколе допроса свидетелей.
Тогда я только знал, что совершил ошибку. Большую ошибку. Непоправимую.
Я долго на него смотрел. Так долго, что дождался-таки Брэда, который вышел покурить, словно ничего не случилось. Увидев Лина и меня, он не закричал. Только попятился.
И тогда я вышиб мозги и ему тоже.
Я помню, как потом хотел бросить работу. Как мне звонил Джонас и начал было упрекать, что я сделал работу грязно, а я ему ответил, что он может оставить себе деньги и убираться к черту, а я отхожу от дел. Как он потом пришел ко мне сам, а я не открыл ему дверь, и он из-за двери говорил мне, что все в порядке, что, на самом деле, работа сделана отлично, что никаких зацепок я не оставил и боссы довольны, и что я могу забрать свои деньги, и что они меня не будут пока беспокоить, и что если мне нужны какие-то услуги…
Его боссы высоко меня ценят.
Я тогда выстрелил в дверь, чтобы он ушел. Третий патрон из того «зиг-зауэра». Я больше не стреляю из «зигов». Вообще. На самом деле, это классная «пушка» – отличная точность прицела, сменные рукояти для подгонки по руке… но я больше в жизни не притронусь к «зигу». Пусть уж будет старый добрый «кольт».
В тот день я понял, что жить с этим вот так я не смогу. Мне надо было или забыть об этом, или окончательно сдаться. И я попытался забыть. Неделю я убеждал себя, что этого не было. Неделю заставлял себя думать, что этого никогда не случалось. И когда я уже почти поверил, что я не убивал Лина – тогда он ко мне и пришел в самый первый раз.
Тогда он еще не был моей тенью, не ходил со мной бок о бок. Пришел ненадолго, только чтобы спросить:
- За что?
Я никогда не верил в призраков. Никогда не был излишне суеверен. Я был уверен, что это розыгрыш. Несмотря на то, что помнил я и эти волосы, светлые, пестрые, неровно подстриженные по последней моде чуть пониже ушей, и эти глаза – хотя когда я видел их в последний раз, в них были карие линзы. Но я его узнал. Сразу. И все равно не верил, не разрешал себе верить. Это, должно быть, какой-то дурацкий розыгрыш… или он правда чудом остался жив… или…
Или еще какая-то глупость.
Он повторил свой вопрос, и я не смог ему ответить.
И он улыбнулся.
И тогда я испугался его, в самый первый раз испугался его и выпустил в него все девять оставшихся пуль из «зига».
А он в самый первый раз сказал мне:
- Ты не можешь убить меня, Тиган.
Из-за него я сошел с ума. Я убивал людей половину своей жизни, а мне тогда было двадцать пять. Я убил столько людей, что и сам всех их не помнил. Убивал из-за денег, убивал из мести, убивал ради своей безопасности, убивал просто потому, что они переходили мне дорогу. Но моей гибелью, моим Божьим судом, моей вернувшейся с отмщением совестью стал только он – мальчишка, которого я убил ни за что.
Я стал одержим. Начал разузнавать про него – все, что мог узнать, а когда понял, что сам больше ничего не смогу, вспомнил о предложении Джонаса и связался с ним, забыв о гордости.
И когда я уже знал о нем столько, сколько он, должно быть, и сам о себе не знал – тогда он пришел ко мне снова. И остался насовсем.
***
- Я знал, что не зря сюда пришел, - Лин оглядывается по сторонам. – Где бы я еще смог поглядеть на дом знаменитости изнутри.
- Угу, - я переступаю через осколки бутылки из-под виски. – Если захочешь еще разок посмотреть на срач, скажи. Я его дома могу устроить.
Лиин тихонько фыркает.
- В роли бутылок будильники?
- Битый пластик не так опасен для здоровья.
- И что за актриса тут живет?
Я называю имя.
- Не знаю такую.
Ему неоткуда – думается мне, она прославилась уже после того, как он умер. Я пожимаю плечами. Я тоже ее не знаю.
Ключ от дома лежал в Ньюсуике вместе с диском и деньгами. И код, которым дом снимается с сигнализацией. Звездочка отдыхает на Каймановых островах, наслаждается пейзажами, и не подозревая, должно быть, что с ее собственного чердака открывается преотличный вид. На патио Берригерской виллы.
Сегодня там вечеринка. Небольшая такая. Для близких друзей.
Мы с Лином поднимаемся на чердак по небольшой винтовой лестнице. На чердаке – полутьма. Только в небольшое окно проникает мягкий свет чужих фонарей.
Вот это-то окошечко мне и нужно.
- Ты обещал не мешать.
- И не буду. Постою вот здесь в сторонке.
Я качаю головой, открывая кейс.
- Не понимаю, зачем ты здесь.
- Я тоже не понимаю, - говорит он неожиданно. – Но – захотелось. Ты же доверяешь интуиции?
Внимательно смотрю на него.
- Я – да.
- Ну так и я тоже.
- Не начинай снова про все эти совпадения. Будет мешать, это уж точно.
- Да нет, - задумчиво качает головой он. – Я и сам такой был. Всегда. Такая, знаешь, ирландская национальная особенность…
Собираю винтовку и пытаюсь вспомнить, где я мог прочитать то, что он сейчас сказал. Потому что я уверен, что в его дневнике этого не было. Он это часто о себе говорил? Кто-то из его друзей запомнил и рассказал детективам?..
Не помню, хоть убей.
Ложусь на пол. Я всегда стреляю с упора лежа. Нахожу Берригера – сперва взглядом. Вот он – такой же, как в файле. Тщательно уложенные темные с обильной проседью волосы, дорогой пиджак. Привычка поправлять кольцо на пальце каждые пять минут. Хромота на левую ногу и методичное выравнивание бабочки на шее, салфетки перед собой и всего остального, что попадется под руку.
С видеофайлом я никогда не ошибусь так, как с фотографией. Если только кто-то специально не захочет, чтобы я ошибся.
Но смысла в таком предположении нет абсолютно…
Целюсь. Сегодня целиться легко – он сидит под одним из фонарей, в профиль ко мне, и почти не двигается. Да и близко – не то что стрелять по людям-муравьям с крыш небоскребов. Даже странно, что на такой легкий выстрел позвали меня, а не кого-то подешевле. Но что-то мешает мне сосредоточиться, мешает поймать его на мушку, мешает довериться рукам. Что-то отвлекает… что-то знакомое.