Некогда было, некогда. Куда уж там обращать внимание на все детали...
Нукзар и Мария Исидоровна мирно разговаривали за столиком, опустошая графин и закусывая. Я ещё не успел разметить до конца участок, как до моего слуха донёсся чей-то громкий, тревожный голос:
— Приехал?! Как это я пропустила! Это не Артур Крамер?
Вдоль забора к калитке бежала высокая простоволосая женщина. Она влетела на участок, бросилась к Нукзару.
— Это вы? Вы — Артур Крамер?
Нукзар в растерянности опустил рюмку, показал на меня.
Я приближался к ним, уже предчувствуя, что всё сорвалось, отыскать канистру не дадут.
— Боже, так боялась вас пропустить! Здравствуйте! Несколько дней назад получила открытку от нашего друга Йовайши Игоря Михайловича. Он написал, что вы здесь обязательно будете и, может быть, сможете помочь моему отцу. Я — дочь Платона Христофоровича. Папа болен, умирает. Позавчера «неотложка» снова увезла в больницу. Может, поедем? Может, спасёте? У него боли. Сейчас мама дежурит, еду сменить... Поедемте, ради Христа! Дорога каждая секунда! Я вам заплачу, сколько хотите!
За забором медленно прокатила автомашина.
— Такси! — закричал Нукзар, бросаясь на улицу.
...Я сидел рядом с водителем, спрашивал не оборачиваясь:
— Что у него, рак?
— Да, — отозвалась сзади дочь Платона. — Пищевода. Неоперабельный. С метастазами. Вы знали моего папу? Знали? Помните его?
— Знал. Помню. Но я не лечу рак, Йовайша в курсе дела.
— Умоляю, хоть боли снимите! Не спит, страшно мучается.
— Артур, сними хоть боли, — вмешался Нукзар. — Видишь, какое у людей горе...
Водитель гнал машину по шоссе, проехали мимо станции Келасури, мимо турбазы, крытого бассейна и оказались в центре у здания городской больницы.
— Держи свою сумку, — сказал Нукзар. — Я тебе позвоню в гостиницу.
В тот момент я даже не сообразил сказать ему, что уже выписался, что улетаю вечерним рейсом в Москву.
В вестибюле с меня сняли плащ, напялили белый халат, потом повели по лестницам, коридорам. Я и не заметил, когда рядом со мной и дочерью Платона Христофоровича очутилась его жена.
И вот все трое мы стояли в палате перед кроватью, на которой лежал умирающий. Он был отгорожен ширмой от других больных. И это несколько ободрило меня. Присутствие посторонних обычно сковывало, особенно если это тоже были страдающие люди.
Платон Христофорович, исхудалый, со спёкшимися губами, смотрел, силился что-то сказать. Я нагнулся к нему.
— Здравствуйте. Я вас помню, — прошептал старик.
Рядом с кроватью стояла табуретка. Я опустился на неё, попросил мать и дочь выйти.
«Господи Иисусе Христе! Если можно, дай этому человеку, Платону, избавление от мук. Дай мне сил помочь ему во имя Твое...»
И хотя я молился про себя, стонущий больной вдруг явственно произнёс:
— Сначала надо читать «Отче наш».
Стараясь не выдать своего изумления, я послушно, теперь уже вслух, прочёл «Отче наш».
Давно не стриженные седые волосы крутыми завитками покрывали потный лоб больного. Я поднялся, отёр краем простыни лоб и лицо Платона Христофоровича, сотворил крестное знамение, простёр руки над его телом. Ладони загудели, включились.
Минут через пятнадцать стоны как обрезало. Но я продолжал делать пасы от головы к ногам, промывать энергией бессильное тело.
— Хорошо. Не болит, — сказал больной. — Пусть мои едут к себе. Сутками дежурят. С ног сбились. Теперь усну. И они пусть отдыхают.
Я вышел в коридор, передал жене и дочери пожелание Платона Христофоровича. И снова вернулся в палату.
— Не смотрите так скорбно, — произнёс больной. На лице его проступила слабая улыбка. — Благодарствую. Завидуйте мне! Ухожу в руки Бога Живого...
И в этот момент я увидел, что лицо Платона Христофоровича светится. Отблеск золотистого света лежал и на подушке вокруг головы. Глаза его закрылись.
Я перекрестился. Тихо покинул палату.
Шел по городу, не разбирая дороги. Очнулся, только когда показалась набережная, гостиница «Абхазия».
«Что же это за грозная сила выкинула меня обратно из Каштака в город? — думал я, замерев на углу улицы. — Все так удачно складывалось. Был почти у цели. А ведь интуиция с самого начала подсказывала: не надо искать канистру Семенова. Не надо. Так что же отбросило, вернуло назад, на то же место, откуда поехал? Цепь случайностей?»