Из швейной машины Рита вытащила клок ваты. Попросила поднять голову и приложила вату к ссадине. И как только она прикоснулась бережно-бережно, будто бы и не руками, а лишь дыханием, — перед моими глазами тут же возникла деревня, стог сена, косые струи дождя.
— Потерпи, Митенька, знаю, что больно. Еще немножечко, и все. На мальчишках быстро зарастает и следов не остается.
Она говорила эти добрые слова, как когда-то говорила их Вера. Даже интонация такая же, ласковая и в то же время требовательная.
— Потерпи, дружок, а то уснешь, а подушка возьмет и прилипнет к тебе. Станешь утром отдирать — будет больно. Придется ходить с подушкой при щеке.
«Говори, Лапина, говори! У тебя, оказывается, добрые руки, Лапина, живые и теплые… И слова такие же…»
Я закрыл глаза и ткнулся лицом в ее локоть. Все это, все было со мной. Было! Только на месте Лапиной была Вера. Нет, наоборот, теперь на Верином месте была Рита, моя одноклассница. И с нею, в общем-то с чужим человеком, было почти то же самое, что с Верой. Значит, есть во мне чувство, которое объединяет их обеих — Веру и Риту. И значит, то, что я чувствовал с Верой, можно почувствовать и с этой девушкой. В ней тоже Вера, только не моя, чья-то… Как хорошо, что она оказалась здесь. Милая, добрая Лапина, я никогда этого не забуду!
Нестерпимо захотелось прикоснуться лицом, губами к ее платью, к ее груди, но я помнил ее слова: «Не надо, Митя… Я буду плохо о тебе думать…»
Она держала на моей ссадине ватку и чуть слышно говорила:
— Ах ты, Митя, Митенька! Ты же хороший парень. Но почему именно тебе всегда не везет? Почему тебе достается больше всех?..
— Хватит жалости, — отпрянул я. — Подумаешь, сестра милосердия. Пожалей себя! Привела, и ладно. И никто тебя не просил.
Мишка, все это время тихо лежавший у двери, вдруг повернул голову и зарычал.
— Эх вы, мальчишки, — слабый пол! — рассмеялась Рита. — Чуть что — как порох.
Я сам удивился собственной грубости — с чего на меня нашло? Может, я круглый дурак и до сих пор не могу себе в этом признаться?
— Раздевайся и ложись, — сказала она. — Утром я разбужу. И помни: я рада, что ты приехал.
— Разбуди, — сказал я.
— Спокойной ночи. Если покажут сон, постарайся запомнить. Моя тетка любит чужие сны, прямо сама не своя до чужих снов. Она их разгадывать любит. Утром ты расскажешь, она и разгадает.
— У меня сны дурацкие, все по крышам хожу и падаю. Или дерусь.
— Это и я могу разгадать: значит, растешь! И правильно, и надо!..
Она ушла. Я закрыл двери на крюк, сел на стул и поискал зеркало, чтобы увидеть свою морду. Не нашел. Разделся и направился к кровати. Не помню, как я дошел. Кажется, уснул на полдороге…
Глава седьмая
— …Бей же, бей, Мазепа! Никогда тебя не приму. Ты вечно чужой игрок в нашей команде.
— Сам играй! Сам будь игроком, а не суфлером, — кричали за стенкой сарая.
Эти сердечные горести меня и разбудили. Я долго не понимал, где я. Наконец увидел швейную машину, «Незнакомку» и вспомнил. И даже закрыл глаза, чтобы не видеть этого, чтобы снова уснуть и не просыпаться.
«Что я тут делаю? Кто мне позволил ночевать не дома? Вставай и возвращайся. Пора домой, там ждет отец».
Я повернулся, и что-то с болью порвалось на моей ноге. Осторожно потянул одеяло и увидел, что оно прилипло на правом колене.
«Нужно было в брюках лечь, дурак. А так все вымазал».
В дверь постучали. Я встал и снял крючок.
Вошла высокая женщина в белой вышитой кофте и синей юбке. Где-то я видел ее. Будто совсем недавно, будто вчера.
— Как дела, пехотинец? Спал хорошо? Вставай, умывайся и завтракать. Умывальник за сараем. И мыло там с полотенцем… Хорош, ничего не скажешь. Видать, окопаться не успел, а тут ихние солдаты… Но что это значит для настоящего мужчины, верно? Как говорится, шрам на роже для мужчин всего дороже, верно?
И она громко засмеялась и ушла.
«Фёд Фёдыч, выставьте его на следующей…»
Как только я вспомнил это, сразу узнал в ней вчерашнего контролера в синем берете… «Фёд Фёдыч, выставьте его на следующей…»
Сегодня она была совершенно непохожа на ту, вчерашнюю. Обыкновенная женщина, какую можно встретить в любом доме, в любой семье. А что было там, в поезде? Где она истинная — тут или там?
Не будь Лапиной, я бы пулей рванул из этого сарая. Но Лапина тут ни при чем, ее нельзя обижать.
Я оделся и пошел за сарай. Там действительно был умывальник и большое овальное зеркало. Я бросился к нему, не рассчитывая себя узнать. Узнал. Ничего страшного не произошло: ссадина на подбородке, оцарапан нос и подбит глаз. Влево и вправо от носа голубые разводы. Но это пустяк, бывают лица пострашнее.