Спартак достал сигарету, закурил. Долго держал спичку в руке, и, когда пламя стало жечь пальцы, уронил ее на пол.
— К нам в общежитие повадился один с улицы, — то ли дружок у него с нами учился, то ли подружка, не знаю. Однажды он увидел у меня в руках библиотечную книгу, перелистал несколько страниц и, показав на фиолетовый штемпель, гнусаво произнес: «Можно снять». Я спросил, зачем, для какой надобности. «Будет как своя!..» Он тут же достал из кармана крохотный пузырек, в которых держат лекарство, открыл пробку, достал ватку, напитал ее жидкостью из пузырька, а затем несколько раз осторожно провел по фиолетовому отпечатку — штемпеля как не бывало. — «Пойди в библиотеку и пускай снова поставят, скажи, что пропустили!»
Ну и мерзавец, подумал я, однако поинтересовался, что у него за жидкость. Он сказал, что это секрет, что если всем сказать, то завтра в библиотеках нашего города останется одна пыль, но через пару деньков он снова зайдет, так что я могу приготовить что-нибудь еще, только стоящее, — не переводить же ему такую драгоценность на барахло.
Ох, как мне хотелось взять этого «спеца» за шиворот и спустить носом по лестнице общежития. Но в нашей комнате играла радиола, и я спросил, что именно хотел бы он увидеть. Спросил, конечно, в шутку, а он на полном серьезе перечислил несколько имен: Цветаева, Белый, Булгаков, Фолкнер… «Ну, да что тебя учить, сам знаешь, не маленький. Особенно полюбил теперь народ собрания сочинений: Лескова, например, Сервантеса, Томаса Манна…» Я поинтересовался, сколько же будет стоить «Томас Манн», и он ответил: «Сто. Половина тебе…»
Я вынес под ремнем брюк пять томов. А на шестом попался. Мне и в голову не приходило, что наметанный глаз библиотекарей заметил пропажу уже первого тома. И начали следить…
Меня обязали вернуть похищенные книги, а где я их возьму? И этот сукин сын как в воду канул. Я умолял их высчитать с меня деньги, я предлагал заплатить в десятикратном размере, отказавшись от стипендии на год вперед, — ноль внимания. Меня отчислили в три дня. Причем без жалости и упрека. И только декан посоветовался с кем-то из руководства и предложил мне устроиться на работу, заслужить хорошую характеристику, приобрести у частных лиц Томаса Манна и вернуть книги в библиотеку. И тогда он поставит вопрос о моем возвращении… Вот и все.
Он уронил голову на руки и уставился в пол. Во сне пощелкал губами Студент, тихонечко всхрюкнул и снова затих.
Леша отошел от двери, сел возле Студента. Мрачно спросил:
— Ну и что, теперь вы хотите его совсем добить?
— Не надо, Леша, таких жалостливых слов, — сказала Лика. — Ничего я не хочу. Мне обидно, что при всем своем могуществе Спартак безвольный человек. Силы у него хватило бы на то, чтобы горы сдвигать, а он щепочки колет… Будто нет в нем позвоночника, вот и клонится и клонится. И этот его поступок только частица всего остального. Я ведь знаю, как он относится ко мне, к другим…
— И как же? — усмехнулся Спартак.
— Наивно. Тебе все время кажется, что ты один «самый-самый»! Остальные — мелочь, козявки… Я не хочу больше здесь, мне стыдно.
Лика открыла дверь, и мы вышли на улицу. Я не верил, что мы сможем просто уйти, что нас не остановят, не вернут в сарай. Нас никто не остановил. Молча мы пришли на платформу. Лика взяла билеты. Я спросил:
— Что ты теперь будешь делать?
— Что и раньше. Вернусь в общежитие, если, конечно, примут. А ты возвращайся к отцу. Догуляй до сентября, а там — в школу. И все проблемы. Хочешь, я тебе оставлю свой адрес?
— Оставь, — обрадовался я.
— Запомни: я живу на Московском проспекте, за парком Победы. Там есть кафе «Роза ветров», а во дворе этого дома — наше общежитие.
— Хорошо, — сказал я. — Только ты на меня не обижайся, ладно? Это ведь из-за меня у тебя со Спартаком…
— Дурашка ты, — улыбнулась она. — Я, может, благодарна тебе за все, а ты — «не обижайся»…
Подошла электричка. Мы сели в вагон и до самого Ленинграда не проронили ни звука. Вышли на платформу, махнули друг другу рукой и пошли в разные стороны. Горько было думать, что больше я никогда не увижу Лику, что мы станем чужими людьми в большом городе.
Я шел по темной улице, не обращая внимания на прохожих. Ужасно хотелось спать. Начинался дождь, а я не знал, куда идти. Первый, о ком я подумал, был Степка. Но туда может прийти отец. Вот если двинуть к тете Мане и дяде Володе. К ним всегда можно, они всегда рады…