Иван Романович любил и жалел этого паренька. В начале зимы его мать и двух младших сестер схватили каратели и заперли в сарае вместе с другими семьями партизан. Сам Леня успел выскочить из дома, когда вошли фашисты. Почти двое суток скитался он по лесу, пока не нашел партизанский отряд, где воевал его отец. Он рассказал партизанам о карателях, о том, что они схватили несколько семей и готовятся их сжечь, если не объявятся партизаны.
Несколько бойцов вызвались напасть на карателей и отбить женщин и детей, но командование не позволило это сделать — наиболее сильная и подготовленная часть отряда находилась на боевом задании за пятьдесят километров от базы. А нападать на крупный вражеский гарнизон малочисленным, плохо вооруженным составом было безумием.
Все поняли это и согласились. Но и совершенно отказаться от попытки освободить заложников тоже никто не мог. Поэтому командир отряда принял решение разведать, где находятся заложники, кто их охраняет и сколько понадобится бойцов, чтобы спасти их от фашистской расправы.
В разведку попросились Артем Братко, Иван Романович и молодой партизан, которого все звали по фамилии Борисов. Артем Братко вывел группу к своему селу. И тут их заметил часовой, открыл стрельбу из автомата — пуля фашиста попала в грудь Артема. Иван Романович и Борисов подхватили его под руки, бросились в лес. За ними погнались фашисты. «Давайте влево, там кусты и болото», — прохрипел Братко. Свернули туда. Через несколько шагов их ноги по колено провалились в болотную жижу. А фашисты обходят их слева и справа, вот-вот настигнут партизан. И тогда Братко рванул с груди автомат: «Уходите, я вас прикрою. Троим не уйти!» Хватая воздух широко раскрытым ртом, он опустился на колени там, где стоял. Так что воды ему сделалось почти по пояс. В ближнем березняке показались фашисты. Артем Братко полоснул по ним длинной очередью. И снова крикнул: «Уходите! Я прикрою!..»
Иван Романович и Борисов ушли. И только Артем Братко навсегда остался в болоте.
Через два дня партизанские связные сообщили из деревни Бор, что каратели сожгли в сарае всех заложников, и среди них маму и двух сестер Лени Братко…
Леня Братко остался в отряде. Но на задания его пока что не брали — партизаны жалели мальчишку и пытались сохранить ему жизнь. А Леню это обижало — он хотел уже теперь воевать с оружием в руках…
На половине пути возле широкой просеки сделали привал. Бойцы тут же повалились в снег, и только Леня остановился у саней и, опершись на толстую суковатую палку, ждал, когда партизаны снова поднимутся в путь.
«Посиди маленько, отдохни», — просили его, но Леня твердо ответил: «Не устал».
На опушку леса они вышли в половине одиннадцатого. Светила полная луна, и нечего было думать идти через поле к железнодорожной линии. Достали маскхалаты — в январе им десять штук сбросила с самолета Большая земля. Пока бойцы надевали их, Иван Романович подошел к Лене и сказал: «Все, друг, забирай лыжи и возвращайся. Дальше мы пойдем одни».
Леня продолжал стоять, может быть, надеясь, что старший группы возьмет и его с собой.
«Партизан Братко, выполняй приказ!» — чуть не крикнул Иван Романович. Он повернул парня лицом к партизанской базе и толкнул в спину: «Пошел!»
Леня сделал шаг, другой, натянул веревку, и лыжи-сани послушно зашуршали за ним. Через минуту Леня скрылся в темноте, и старший группы облегченно вздохнул.
Наконец луна зашла за тучку, а вслед ей уже подходили другие тучки и тучи, и бойцы, пригибаясь как можно ниже, медленно двинулись к железной дороге. Там под тремя лампами-прожекторами, освещавшими подходы к пакгаузу, маячили две фигуры часовых в длинных тулупах, в шапках-ушанках на русский манер.
Было решено, что Иван Романович и Борисов останутся ждать метрах в ста от пакгауза, а двое подрывников снимут часовых, наденут их тулупы и будут уже вместо них «охранять» склад. И тогда Иван Романович н Борисов заложат взрывчатку.