«Червонец — это хорошо, — подумал Валька. — Я бы Жене отдал…»
— Большая вещь-то?
— Да не мотоцикл, не бойся, — обыкновенная кинокамера в футляре. А червонец дадим хоть сейчас.
«Совершенно легкий червонец получается, — подумал Валька. — Даже если мать обнаружит или батя, можно сказать что угодно. Зато можно долг отдать. Сколько можно одалживать и не отдавать? Какое мое дело, откуда у них кинокамера? Суну в кладовке под ватный матрац — век не обнаружат!..»
— Давайте червонец! Только поживей, — пробормотал Валька, делая вид, что замерз.
Мишка побежал за угол и вернулся с небольшим свертком. Витька полез в карман, вытащил десятирублевую бумажку. Протянул Вальке, а когда он взял деньги, Мишка вручил ему сверток.
— Никому не говори про это, не советуем. А ляпнешь кому — пожалеешь.
Валька сунул сверток под мышку и, не говоря ни слова, двинулся к дому.
«Надо же, повезло! Совершенно пустячный червонец! Всегда бы так», — ликовал он, прибавляя шаг.
И тут его окликнула мама. Она медленно, ссутулившись, подходила к дому, и Валька, почувствовав неладное, заторопился навстречу.
— Что случилось? — спросил он.
Мать оперлась рукой о его плечо и, сдерживая рыдания, произнесла:
— Наш папа, сынок, разбился… Привезли его в больницу без сознания. Врач сказал, что плохой он.
— На работе? — спросил Валька, хотя понимал, что отец мог разбиться только на работе.
Она часто-часто закивала головой и, не удерживаясь, зарыдала…
Ломакин остановился передохнуть. Озеро кончилось, начинался некрутой подъем на берег, и там, вдали, уже виднелись заснеженные верхушки сосен и елей. Он огляделся в надежде отыскать Виталика и Ларису. Поправив крепление, Ломакин двинулся в гору — он решил, что если ребят не окажется наверху, то повернет обратно. Чем выше поднимался он на берег, тем легче было идти. «Наверное, второе дыхание открылось», — порадовался Ломакин, и вдруг ветер донес к нему какой-то странный звук — будто скрипнули тормоза автомобиля.
Он бросился в ту сторону. Бежалось легко, впервые лыжи подчинялись ему, не тормозили движение, а наоборот, помогали поддерживать скорость.
Выскочив наверх, он увидел у самого леса машину — хлебный фургон. Она стояла на обочине дороги, капот был поднят. Дверцу покачивал несильный ветер. Грузный, рослый шофер, встав на бампер, копался в моторе.
Ломакин направился туда и, подъехав, спросил, не видел ли он двоих на лыжах — парня и девушку. Шофер, не оборачиваясь, ответил, что видел, что проехали они стороной — мчались друг за другом, будто на разряд сдавали. Он кричал им, хотел позвать, чтобы подсобили, но они не расслышали.
Шофер выпрямился, обиженно процедил сквозь зубы:
— Черт бы побрал эту рухлядину — весь хлеб заморожу.
Спрыгнул на дорогу, повернулся к Ломакину круглым безбровым лицом.
— А ты молодец, что сюда завернул, поможешь мне!
Вытащил из кабины заводную ручку, вставил в отверстие над бампером, дважды крутнул — машина фыркнула и тут же осеклась.
Ломакин понял, что от него требовалось. Воткнул в снег палки, сбросил лыжи и взялся за ручку. Дождался, когда шофер подаст из кабины команду, крутнул раз, другой — бесполезно.
— Двумя руками берись, легче будет, — посоветовал шофер.
Ломакин раскрутил ручку двумя руками — мотор зачихал и вдруг лениво заурчал, затарахтел. Шофер добавил газу, крикнул:
— Молодец, спасибо!.. Ты из поселка?.. А я туда хлеб везу. Хочешь, тебя подброшу?
Соблазнительно было прикатить в дачный поселок на машине, но Ломакин надеялся отыскать Виталика и Ларису — неудобно возвращаться без них.
Шофер махнул на прощание и тронул с места. Вскоре машина растаяла в снежной дали.
Ломакин снова встал на лыжи. Огляделся по сторонам, не зная, где искать ребят. Решил дойти до леса и, если их не окажется там, повернуть обратно.
Медленно приближался лес. По снежному полю тянулись черные деревянные столбы, между ними, чуть провисая над землей, бежали тонкие провода. Слева появилась птица, сорока, села на столб, затрещала громко, напористо. Тут же поднялась, полетела за дорогу.
От скуки и одиночества Ломакин стал думать о сороке: «Может, никакая она не птица, а инопланетянка, попавшая сюда на неопознанном летающем объекте. Оставила свою тарелку в густом лесу и решила прошвырнуться по окрестностям, — усмехнулся он. — Сенсация!..»
Идти становилось труднее и труднее — соскальзывала то левая, то правая нога, пока он не увидел, что под каблуками — мокрые ледяные наросты. Он остановился, посбивал их острием палки и двинулся дальше. Вот и лес, но снег вокруг нетронутый — ни одного следа.