— Виталик!.. Лариса!..
Только эхо в ответ.
Остановился, в который уж раз огляделся по сторонам — пусто кругом, чуть слышно шуршат падающие снежинки. Пересек озеро, выехал на развилку дорог и очутился в поселке.
Людвиг Иванович сидел за столом, когда в дверях появился Ломакин.
— Ты один?
— Один… Отстал я, — произнес Ломакин, тяжело опускаясь на низкую табуретку.
Во дворе раздались веселые голоса — это возвращались Виталик и Лариса. Бросив лыжи на веранде, ворвались в дом — красные, возбужденные, — и, увидев Ломакина, набросились на него с расспросами, куда он пропал.
Ломакин хотел было сказать про шофера, про мотор, но понял, что теперь Виталику и Ларисе нет разницы, где он был и чем занимался. И спрашивали они только для того, чтобы их самих не заподозрили в побеге.
— Катался! — вскинул голову Ломакин. — Места у вас красивые!
Людвиг Иванович пристально взглянул на Ломакина, встал из-за стола, положил руку ему на плечо:
— Места у нас действительно красивые, Женя. В следующий раз мы с тобой махнем кататься, я тебе такое покажу!.. А теперь мойте руки — и за стол. Татьяна Дмитриевна пошла за хлебом, вернется — будем обедать.
Казалось бы, ничего особенного не сказал Людвиг Иванович, — все простое, доступное, а у Ломакина слезы навернулись, пришлось голову наклонить, чтоб не заметили, не смутились.
Виталик и Лариса направились в кухню. Женя поднялся, чтобы идти за ними, но тут из своей комнаты вышел старик, позвал Ломакина:
— Идем ко мне, сынок, поговорить надо.
— О чем это? — спросила внучка.
— Много будешь знать — скоро состаришься, — грубовато ответил Иван Романович и повел Женю в свою комнату. Ломакин остановился у двери, уперся плечом в косяк. Старик лег на кровать, а ему указал на табуретку. Дождавшись, когда Женя усядется рядом, Иван Романович вздохнул:
— Здоровье, брат, опора жизни. Есть оно — есть жизнь, нет его — нету жизни…
Старик замолчал. Было видно, что это еще не разговор, что позвал он парня не для того, чтобы говорить ему такие малозначащие слова.
— Эти лыжи, с которыми ты приехал, мои. Инициалы на них тоже мои, я их до войны вырезал. На этих лыжах меня спас от смерти мальчик, совсем пацаненок.
Старик повернулся к Ломакину.
— Эти лыжи тебе дал Братко Леня?
Ломакин кивнул:
— Да, это мой дядя.
— Вот!.. Лыжи в пору мне хранить, а не ему. Но я не об этом. Много лет я хотел повидать мальчика — теперь уже взрослого человека — да все не получалось… Он тебе про своего отца рассказывал?
— Да. Что был партизаном. Что был смелым. Даже героическим! Однажды ушел на задание и погиб.
— Правда, — закрыв глаза, произнес старик. — Истинная правда.
Мучаясь, перебивая самого себя, старик рассказал Ломакину, как погиб отец Лени Братко. Полез в ящик стола, торопливо достал большую фотографию, на которой был изображен он сам — тогда еще молодой — и возле него двое мужчин в черных полушубках. В одном из них Ломакин сразу узнал отца дяди Леонтия, — точно такая фотография была у него дома, лежала среди других состарившихся карточек в большом альбоме.
«Как же вы оставили его?.. Как бросили раненого в болоте, перед наступающими врагами?.. Я бы остался, я бы не ушел», — хотелось сказать старику. Но вместо этого — глухо:
— Я на войне не был, не могу судить.
— Война — сложная наука, — вздохнул Иван Романович. — Я ведь до войны колхозником был, мирным колхозником и плотогоном. И большинство так…
— При чем тут колхозник, если…
Старик прикрыл темные веки. Несколько секунд лежал молча, будто мгновенно уснул. И вдруг сказал:
— Всю жизнь это мучает меня. Всю жизнь жду случая, чтобы повиниться перед Леней Братко. Меня они дважды спасли от смерти — сначала отец его, потом он сам.
Старик привстал на кровати, надвинулся на Ломакина.
— Ты оставь мне адрес, я напишу ему!
— Можно оставить… Только зачем? Что это изменит? Думаете, ему нужна такая правда?
Иван Романович поджал губы, обиженно вгляделся в лицо парня, проговорил, будто простонал:
— Верно, сынок. Эта правда нужна мне одному.
Ломакину стало жаль старика. Но как ему помогать, чем успокаивать? Он машинально сказал «до свидания» и вышел в комнату, где его ждали Виталик и Лариса. Из магазина вернулась Татьяна Дмитриевна — принесла хлеба…
Домой Женя вернулся затемно.
Валька лежал на диване, тетя Лиля что-то делала в кухне.