Я посмотрел поверх плеча доктора.
С этого момента я объясняю всё самому себе. Вот что я себе говорю: В тебе есть нечто, ведущее свой отсчёт с незапамятных времён. Примитивное. Атавистическое. Я снова и снова говорю себе, что это было настолько же машинально, как отдёрнуть руку, когда ты положил её на горячую плиту. Вы не в силах что-либо контролировать. Смелость или её отсутствие тут ни причём. Это просто рефлекс. В какую-то минуту я смотрел и видел это, а в следующую секунду я уже бежал как угорелый в противоположном направлении. Я проскочил в дверь так стремительно, что руки мои с силой хлопнули о стену по стене коридора, когда я поворачивал. И я пробежал до самой своей комнаты, прежде чем остановился. Я остановился и прислушался.
Я снова и снова говорю себе, что это была инстинктивная реакция. Я имею в виду, никто не издевался надо мной по этому поводу. Они смотрели на меня как-то странно, но никто не издевался надо мной. Подозреваю, что они растрезвонили об этом. Вы знаете как это бывает. Неплохая история для файф-о-клока. Ну и чёрт с ним.
Мне хотелось бы перестать об этом думать. Это всплывает в памяти в самый неподходящий момент. Когда мне нужно сосредоточиться на том, что я делаю.
Это неплохая работа, и я хотел бы её сохранить. А если я буду филонить, возвращаясь мыслями туда и думая о том, как я бежал, то обязательно что-нибудь напортачу, как вчера, когда я перепутал время, встречая тот поезд. И потеряю эту работу.
Это неплохая работа. Сеть из двенадцати кинотеатров. Но сейчас у мистера Уолша возникла эта идея насчёт того, что я должен вырядиться как чёртов марсианин и прогуливаться туда-сюда перед залом на Таймс-Скуэр, зазывая на этот стереоскопический ужастик. Я ему всё время говорю, что это работа для швейцара или помощника менеджера, а он знай себе твердит - ведь ты рекламный агент, разве нет?
Это всё равно что отдёрнуть руку от горячей плиты. Вы ведь не останавливаетесь, чтобы сначала всё обдумать, правда?
Я бы ещё поспорил, но я всё думаю о том воскресном утре.
А вы?
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ (УОЛЛАС ДОРН - ДО ТОГО)
Ещё много лет назад я занял твёрдую позицию. И стою на своём. Не в том дело, что я не люблю Флоренс. Она - моя жена. Она выносила и произвела на свет моих детей. Но мне пришлось запретить ей присутствовать на каких-либо светских мероприятиях, связанных с должностью, которую я занимаю в "Ферн энд Хоуи".
Я не мог должным образом выполнять свои функции, пока ждал, объятый ужасом, что она засунет ногу в рот. А она всегда это делала. Постоянно.
Не то чтобы я запирал её в комнате. У нас был свой круг друзей и, слава Богу, никто из них не имел никакого отношения к рекламному и издательскому делу, или к искусству. Они - самые обыкновенные люди. Без колючек и без всякого там умничанья. И я очень рад, что в большинство вечеров мне удаётся поспеть на поезд, отправляющийся в пять двадцать два с вокзала Грэнд-Сентрал.
Флоренс - уютная женщина. Конечно, было время, до того, как мы поженились и ещё где-то в течение года после того, когда я считал её необыкновенно волнующей женщиной. Сейчас легко увидеть, что меня ввела в заблуждение её неуёмная энергия. Волосы у неё рыжие, а кожа очень белая, и внешность её очень быстро поблекла. За каких-то несколько месяцев она превратилась из девушки на выданье в тяжеловесную матрону. Но, хотя я в то время и был разочарован, мне не хотелось бы чего-то иного. Она знает, чего я хочу. Она содержит дом в чистоте и порядке, хорошо готовит, добродушна, и очень заботится о детях. Они - здоровые дети.
Флоренс - неумная женщина. У неё есть определённая природная проницательность, но никакого интеллектуального багажа для того, чтобы соответствующим образом обходиться с людьми, с которыми мне приходится иметь дело каждый день. Я - глава семьи. Я позаботился о том, чтобы в этом не возникало никаких сомнений. Кто-то должен командовать. А иначе начинаются суматоха и беспорядок.
Я взял за правило не упоминать о ней, или факте своей женитьбы и своих детях при своих коллегах. Соответственно, многие из них приходят в изумление, когда узнают, что я женат. Они пытаются включить её в число приглашённых. Я говорю, что ей нездоровится. Это, конечно, враньё. Она здорова, как лошадь.
Думаю, я был ей хорошим мужем. Жалование моё постоянно растёт, хотя оно никогда не было, и вероятно, никогда не станет умопомрачительным. Есть не брать в расчёт Феррис, заказы, которыми я занимался в "Ферн и Хоуи" мелкие. Дома я веду себя ровно. Довольно щедро выдаю Флоренс деньги на карманные расходы. Хотя я был ей неверен, я считаю эти прегрешения эдаким неизбежным побочным продуктом своей профессиональной деятельности, и ставлю себе в заслугу тот факт, что эпизоды эти совсем немногочисленны. Кажется, не более девяти, за шестнадцать лет женатой жизни.
Каждое утро она отвозит меня на нашу маленькую сельскую станцию, и я сажусь на поезд, и во время сорокаминутной поездки настраиваю себя на работу, предстоящую в этот день, и готовлю лицо, которую я явлю миру. Я обязуюсь проживать каждый день со чинным достоинством, с максимально возможной честностью, учтивостью и пониманием проблем других людей.
И с тем же настроем я приехал к Уилме Феррис на Лейк-Вэйл. Но, несмотря на все зароки, иногда человек оказывается в ситуации, когда ему отказано в достоинстве и чести. Я презираю таких людей, всех, за исключением, разве что, Пола Докерти. У него сохраняются некоторые инстинкты джентльмена. Хотя, ещё через несколько лет он тоже потеряет себя. Я могу сохранить себя, потому что у меня есть отдушина. Каждый вечер я могу отправиться к себе домой, к своему креслу, трубке и халату, к расслаблению, достигаемому при помощи крошечной дозы отличного виски, к спокойной беседе, к шахматной партии с соседом.
Я, конечно, знал, что Уилма настроила мистера Хоуи против меня. И знал, что, приглашая меня, она несомненно замышляет ещё более неприятные вещи. Я даже подозревал, что она хотела сообщить мне, что передаёт своей заказ какой-нибудь другой фирме, возможно, каким-нибудь нахальным выскочкам, начисто лишённым того достоинства, которое характеризовало деятельность "Ферн и Хоуи" с момента учреждения агентства 1893 мистером Детуэйлером Ферном старшим. Но я не мог позволить себе всерьёз думать о такой возможности. Последствия будут ужасны - хотя мистер Хоуи, я верю в это, человек чести, боюсь, он сочтёт, что следует сурово покарать меня за потерю выгодного заказа от Феррис.