Но он был живой. И чувства Рэна, осторожно прощупывая воду, подсказали ему, что это теплокровная жизнь, как и его собственная. К тому же, если существо не обращало на него внимания, то это, по крайней мере, значило, что и оно не представляло опасность. Но оно блокировало выход, а машины неумолимо приближались.
Рэн не хотел двигаться вперед. Его сердце стучало с трепетом и страхом — страхом неизвестного и трепетом по поводу истинного размера «Мыслителя» и его величия. Теперь Рэн знал о нем.
Но ему надо было идти дальше. Он заставлял себя опускаться, пока огромное туловище «Мыслителя» не выросло перед ним, как гора. Его голова оказалась наклонной скалой, «Мысли» постоянно выходили из глубоко спрятанного «разума», из бесконечно глубоких и сложных извилин его «мозга» — гораздо более развитого, чем человеческий, даже в лучшие дни его существования.
У существа совсем не было лица. У левиафана никогда нет лица. Как и свои мысли, он всегда скрывал лицо. Был лишь огромный, загадочный, гладкий лоб и глаза, расположенные на противоположных сторонах головы, глядящие каждый в свою сторону. Левиафан смотрел сразу в обоих направлениях.
Рэн спускался, пока не завис на одном уровне со спокойным глазом, находящимся со стороны скалы. Он замер, всматриваясь в безмолвие этого немигающего глаза. Если существо заметило человека, то не подало вида. Ближним глазом оно без всякого интереса рассматривало воду, Рэна и камни, как единое целое. А дальним... кто мог знать, над какими непостижимыми глубинами висел левиафан?
Земля — очень древняя планета.
Существуют хроники, описывающие историю Творения, и Левиафан был первым из всех существ. Бог создал китов и всех живых существ. Давным-давно, когда записи только появились, Левиафан был самым удивительным из всех существ. Его глаза, как говорится в записях, походили на окна в утро. Его сердце было твердо, как камень. На земле больше нет таких существ, существ, не ведающих страха. Но это было давным-давно. Человечество сильно изменилось с тех пор.
Итак, это был кит...
Рэн смиренно висел перед Левиафаном, у ворот в скрытое царство Левиафана, без всякой надежды вглядываясь в безразличный глаз, расположенный под могучим лбом, больше напоминающим скалу.
Он плавал в морях, писал Мелвилл[11], еще до того, как появились континенты... Во время Великого Потопа Левиафан пренебрег Ноевым Ковчегом, и даже если весь мир когда-нибудь будет затоплен, как Нидерланды, чтобы избавиться от крыс, вечный кит все равно останется жить...
5
НАВЕРХУ, где ждало племя, внезапно поднялась суматоха. Рэн на секунду направил все свои чувства назад и вверх, словно животное, поворачивающее уши, не двигая головой. Мощный, испуганный крик Дагона звучал громче всех.
— Они идут! Они зажали нас в угол! Смотрите — когда они проплывут мимо того камня, они заметят нас. Нужно бежать! Бегите! Чего вы ждете? Бегите, я говорю! Бегите!
В ответ беспорядочно закипели мысли. Теперь уже никто не понимал, почему они не убегают, даже старейшины не видели выхода, ни вверху, ни внизу, и не знали — бежать им или ждать. Их вождь не дал им надежды, которую они смогли бы узнать. Только призыв Дагона к безоглядному бегу в эту секунду имел очень четкий смысл. По крайней мере, бежать легче, чем просто стоять, пока смерть подходит все и ближе.
— Пещеры! — прокричал Дагон. — Прячьтесь в пещерах!
Рэн собрал все силы, развернулся и поплыл вверх мощными гребками, а волны могучих «Мыслей» подталкивали его. Клан уже рассеивался во все стороны, когда Рэн понесся в его середину.
— Разрушители! — пролепетали они. — Смотри! Когда они проплывут мимо того камня... — Мысль растворилась в чистом, безмолвном ужасе, но другие разумы подхватили крик. — Куда нам идти? Что нам делать? Говори быстрее, пока нас не убили!
— Мы идем вниз, — как можно более спокойно и уверенно, сказал Рэн, бессознательно пытаясь пробиться через мощный прилив «Мыслей» Левиафана, который раскидывал их в стороны, пока они там висели. — Вниз. За мной.
Не ожидая, Рэн снова развернулся в воде и поплыл вниз мощными, решительными гребками. У него не было никакого плана, он следовал таким же примитивным инстинктам, как и Дагон. Рэн знал одно, — это было единственным, что оставалось людям. Пока ответственность лежала на нем, он должен был делать хоть что-то, и его долг заключался в том, чтобы держать клан вместе, сохранять его людьми и упрямо нести ношу человеческого наследия.