Медленно опускаясь, подплывало все больше и больше Разрушителей, слегка задерживаясь в течениях «Мыслей», которые беспрепятственно проходили через темные воды. Лились смертоносные дожди, заставляющие все живые существа на земле и под водой прятаться и умирать при соприкосновении со звездами.
Левиафан наморщил величественный лоб и стряхнул с себя эти звезды.
Затем Рожденный Землей медленно и мощно повернулся в своей родной глубине — повернулся и увидел Чужих.
Детский час
The Children's Hour, (Astounding Science Fiction, 1944 № 3), nep. Андрей Бурцев
Он сидел на скамейке в маленькой рощице перед зданием Администрации, глядя, как стрелка часов над дверями начальника военной полиции рывками подбирается к семи. В назначенное время он войдет в эту дверь, один в лестничный пролет и по коридору в кабинет, где ждет лейтенант Дайк, который ожидает уже столько вечеров до этого.
Нынче вечером все может закончиться. Лессинг думал, что, возможно, так оно и будет. Что-то шевельнулось за неосязаемой блокировкой его памяти, и он подумал, что сегодня вечером может открыться дверь, так долго сопротивляющаяся квалифицированному гипнозу. Сегодня вечером, наконец, дверь может широко распахнуться и выдать тайну, о которой Лессинг понятия не имеет.
Лессинг был хорошим субъектом для гипноза. Лейтенант Дайк давно понял, экспериментируя в их классе, что солдат может научиться уменьшать чувствительность своего тела и не чувствовать ни боли, ни голода, когда боль и голод становились невыносимыми. Во время таких экспериментов иногда раскрываются тусклые, заброшенные коридоры памяти. Но очень редко в чьем сознании появляется нечто подобное блоку в голове Лессинга.
Он хорошо прошел все тесты. Неподвижность и десенсибилизация[12], изменения центра равновесия — все, что с успехом выполняли остальные подопытные, и здесь прошло без помех. Но в сознании Лессинга выявился один неподвижный барьер. Три месяца его жизни были заблокированы и изолированы непробиваемыми стенами, созданными гипнозом.
Самое странное, что он в обычном состоянии прекрасно помнил эти три месяца. Но под гипнозом они как бы не существовали. Под гипнозом у него исчезали малейшие воспоминания о том, как он жил и что делал июнь, июль и август два года назад. Лессинг жил тогда в Нью-Йорке, был гражданским, работал в рекламной фирме и жил обычной жизнью, какая еще существовала какое-то время после 7 декабря 1941 года. Тогда не происходило ничего такого, что заставляло бы его загипнотизированное сознание отключаться с таким упрямым постоянством, когда его просили вспомнить тот период.
Так начались длинные сеансы поисков, зондирования и осторожного управления сознанием Лессинга, и все это походило на ремонт очень сложного механизма или реабилитацию атрофировавшихся мышц, которые возвращаются к жизни при помощи сеансов массажа.
До сих пор барьер сопротивлялся. Но сегодня вечером...
Первый удар часов, отмечающих семь, разнесся в вечернем воздухе. Лессинг медленно встал, Чувствуя в своей голове непривычные прикосновения мягких лапок паники. Это будет сегодня ночью, подумал он. И что-то шевельнулось в самой глубине его души. Сегодня он узнает истину, снова просмотрит воспоминания, которые его разум почему-то отказывается выдавать, и он почему-то немного боялся этого знания. Он сам понятия не имел, почему. И это было нелогично.
В дверях он на мгновение приостановился и оглянулся. Лагерь окутывали сумерки, и уже размывались очертания бараков, лишь вдали все так же высилась громада госпиталя. Где-то вдали раздался гудок поезда, отбывшего в Нью-Йорк час назад. В Нью-Йорк, воспоминания о котором были заблокированы в его голове.
— Добрый вечер, сержант, — сказал лейтенант Дайк, отрывая взгляд от стола.
Лессинг встревоженно поглядел на него. Дайк был маленьким, плотным блондином, излучающим внутреннюю энергию. Он проявил неподдельный интерес к феномену с памятью Лессинга, и Лессинг до сего момента испытывал к нему только благодарность. Но сейчас он не был уверен в этом.
— Добрый вечер, сэр, — машинально ответил он.
— Садитесь. Сигарету? Что вы нервничаете, Лессинг?
— Не знаю.
Он взял сигарету и повертел ее в пальцах, не зная, что делать с ней. Страх поднимался в его душе, как прилив, и Лессинг не мог думать ни о чем другом. Барьер начал подаваться, и кто знает, какие мутные потоки воды таились за ним в темноте, ожидая, когда их выпустят наружу? В голове у него раздавались щелчки, словно поворачивались болты, сдерживающие воспоминания. Это начал работать условный рефлекс. Его мозг готовился к гипнотическому зондированию Дайка.