Стоя неподвижно и видя отражение всего этого в зеркале, Лессинг позволил своим мыслям все быстрее и быстрее скользить по причинно-следственной цепочке, и выводы заставили его задохнуться от неверия и одновременно ошеломили своей немыслимой убедительностью. Потому что он подумал, что наконец-то у него появился ответ.
Дикий, невероятный, но ответ!
Он больше не сомневался, что каким-то образом жизнь Клариссы принадлежала некоему иному миру, отличному от его. И повсюду, где сталкивались эти миры, этот потусторонний мир получал преимущество. Трудно было полагать, что какая-то беспристрастная сила природы так заботливо сосредоточилась на Клариссе. По тем мимолетным видениям, которые ему позволили увидеть, проще было считать, что за Клариссой наблюдает какой-то иной разум. Кто-то, кто превосходно понимает Человечество, но сам не принадлежит к нему. Кто-то в роли ангела-хранителя, ведет Клариссу по пути... к чему?
Конечно, этот кто-то не хотел, чтобы Кларисса увидела несчастный случай на улице, и перенес ее через пространство-время на безопасное расстояние, сделав это так, что она даже не поняла, что случилось.
Кому-то понадобилось, чтобы она простудилась, и он просто уничтожил беседку по время грозового ливня. Кто-то, как начал было понимать Лессинг, вел ее почти буквально за ручку все эти тихие, задумчивые и яркие дни и ночи, разбрасывая вокруг нее такое очарование, что оно действовало на любого, подошедшего к девушке достаточно близко. А в те долгие моменты полного поглощения, когда Кларисса пристально разглядывала самые обыденные вещи, кто-то нашептывал ей в ухо какие-то наставления, какие могла слышать лишь она...
А как сам Лессинг вписывается в эту картину? Возможно, думал он, испытывая головокружение, я тоже играю в этом какую-то роль. Кто-то позволил нам развлекаться, за исключением тех случаев, когда эта всемогущая рука вынуждена была направлять нас по нужному пути. По пути Клариссы, но не меня, Лессинга. И действительно, Лессинг был уверен, что все эти невероятные вещи происходят именно для того, чтобы защищать Клариссу. Кларисса не заметила паузу во время уличного столкновения машин, как не заметила исчезновения беседки. Но Лессинг-то все видел. Лессинг был потрясен и ошеломлен. И... Лессинг должен был все забыть.
Тогда, в какой точке ее жизни Кларисса была заключена в эту зеркальную тюрьму с тетей в роли надзирателя, и, сама не зная того, продолжала идти по пути, который кто-то наметил для нее? Кто нашептывал ей в ухо, когда она вдруг задумчиво отрешалась от внешнего мира? Кто пролился на нее Золотым Дождем, как на Данаю, живущую в башне со стеклянными стенами?
Никто не мог дать на это ответ. Вернее, могло быть столько ответов, сколько мог вообразить человеческий ум, и еще множество за пределами его воображения. Как мог человек найти ответ на вопрос по делу, не имеющему никаких прецедентов в опыте всего Человечества? Ну, ладно — никаких прецедентов, кроме одного.
Была ведь Даная.
Это просто смешно, сказал себе Лессинг, смешно предполагать какую-то систему в этом случайном сходстве. И все же — с чего пошла легенда о Данае? Или, быть может, две тысячи лет назад, как и сейчас, какая-то другая Кларисса восторженно стояла под другим звездным потоком? И если это возможно, то имел ли Лессинг право произвольно предполагать, что первоначальная легенда о Данае верна, поскольку он наблюдал все это сейчас и делал, возможно, ложные выводы? Было так много легенд о смертных, которых возжелали боги. У некоторых из этих легенд могли быть простые объяснения, по греки не были такими уж наивными и, как думал теперь Лессинг, за аллегориями легенд могли скрываться некоторые непреложные факты. Должно быть какое-то основание, объясняющее все те бесчисленные истории, какая-то твердая почва под ними вне всяких фантазий.
Но зачем эта долгая подготовка, которую невольно проходила Кларисса? Лессинг стал думать об этом, затем его мысли перепрыгнули к легенде о Семеле[14], которая увидела своего возлюбленного олимпийца во всей славе его божественного бытия и умерла от этого ужасного зрелища. Не могла ли эта долгая, неторопливая подготовка совершаться для того, чтобы спасти Клариссу от судьбы Семелы? Ее мягко, но неустанно вели от знания к знанию, так, чтобы, когда бог явится к ней в своем величии и божественном блеске, она сумеет вынести его облик? Действительно ли это ответ на то сияющее ожидание, которое Лессинг так часто видел у нее на лице?
14
Семела - дочь фиванского царя Кадма, родившая от Зевса бога Диониса. Согласно легенде, которую передают Гесиод («Теогония») и Еврипид («Вакханки»), Семела по злоумышленному совету ревнивой Геры попросила своего любовника Зевса явиться в своем настоящем облике. Тот предстал перед ней в сверкании молний и испепелил огнем смертную Семелу, а не успевшего родиться младенца (будущего Диониса) Зевс зашил себе в бедро и выносил (прим. перев.).