В это же время в дверях появилась рязанская голова его кучера, сообщившая, что некто прибыл к нему и ждёт снаружи. Солдат так неуклюже подал сюртук, что Бларамберг, не попав в рукава, как был в жилетке, с извинениями оставил меня.
Ко мне подошёл Прохор, уже сытый, и околачивавшийся всё время неподалёку, но выдерживая изрядную дистанцию, дабы не прослыть невежей.
– Пора бы отправляться, – сказал он, поглаживая куцую бородку вдоль щёк. – Неровен час, чёрная буря грядёт, не доедем до постоя-то.
– С чего ты взял про бурю?
– По небу видно-с. Сейчас ещё успеем.
– Душно больно, ты запрягай к четырём, – велел я, опрометчиво положившись на совет Бларамберга. Прохор недовольно промычал что-то под нос, выходя вон.
Резкий баритон со двора заставил меня взглянуть в окно, где увидал я интересную сценку. Иван Павлович беседовал с каким-то спешившимся всадником, стоявшим ко мне спиной, и которому принадлежал тот зычный голос, что-то отрывисто твердивший. Он доставал из седельной сумки явно старинные предметы и показывал директору музея. Тот осматривал их, не принимая в руки, и коротко отвечал, качая головой. Торговец, а у меня не возникло и тени сомнения, что речь шла о некоей не вполне честной сделке, жестами и тоном выражал нетерпение и недовольство, но Бларамберг оставался невозмутим, как часовой. Это стало мне любопытно до чрезвычайности, и я напряг слух насколько мог, но бо́льшую часть слов в поспешной речи незнакомца разобрать так и не сумел.
Я ожидал, что Иван Павлович сам даст какие-либо разъяснения, но он вернулся совершенно спокойный к столу и лишь вознёс бокал. Я поведал ему об опасениях по поводу бури.
– Мужику, оно, конечно, видней, – ответил Бларамберг, и тем совершенно поставил меня в тупик.
– Как же это понимать?
– А так. Мужик вам говорит, в который час ехать, а я советую: вовсе не ехать. Вот и понимайте, будет ли на вас буря, если не поедете.
Слова эти насторожили меня пуще прежних, казалось, коллекционер нарочно не желает, чтобы я даже приближался к месту интригующих находок. К месту, где я, без году неделя учёный, мог совершить своё первое самостоятельное открытие!
– Я почти не слышал о работах князя…
– Он не почитает за честь публиковать их.
– Откуда же вам известно о его приоритетах?
– Делает доклады, выступает с лекциями, его коллекция антиков весьма завидна. – Иван Павлович протянул мне какую-то книгу. – Вот, не соизволите принять в подарок?
– «Antiquites», – прочитал я, – но это же книга господина Стемпковского! Что в ней?
– Я не читал неимением времени, но с ним некоторым образом соавторствовал Прозоровский, предоставив материалы из своего собрания. Вам может стать полезной. Сам же князь готовит нечто великое!
Иван Павлович усмехнулся, разводя руки, и жестом сим высказал более, нежели словами. Разумеется, я не поверил, что лишь отсутствие времени стало помехой на пути к знакомству с чужим трудом. Скорее ревность учёного мужа подарила мне сей экземпляр. Я поблагодарил, про себя недоумевая, и наблюдая в окно, как загадочный верховой, приняв от трактирщика лишь бурдюк с водой и узелок провианта, седлал свежую лошадь, и вскоре топот копыт и пыль известили, что он умчал в направлении, откуда я сам только что прибыл.
– А ехать-таки можно бы, – тихо подобравшись сзади, сказал мой ямщик, – вон, нарочный помолотил, гляди, как пыль кружится. Быть буре, я те верно говорю. И кони уж запряжены.
В руке он держал большую крынку, полную солёных огурцов.
Подали самовар. Я ещё немного посидел за столом, размышляя под пространные рассуждения Бларамберга о признании его трудов за границей, стоит ли всё-таки последовать совету Прохора. Разговор не складывался, отчасти потому, что я не чувствовал себя способным поддерживать его суть, а отчасти из-за того, что мне казалось, будто Иван Павлович нарочно увиливал от ответа на мой прямой вопрос. Покончив со второй чашкой, я наспех простился, рассчитался, вышел и кликнул Прохора.
Кучер садился уже на козлы, когда из дверей прямо к нам шагнул Бларамберг и положил свои руки на край повозки, словно бы пытаясь удержать меня вместе с ней.
– Постойте, Алексей Петрович, не серчайте на меня, я лишь пытался испытать вас в твёрдости намерений, и рад, что вы человек долга и совести. Что же до легенд… – он коротко оглянулся, и тихая его скороговорка будто бы заговорила не о деле, а о боязни, что не успею я его выслушать, – да, тут ходит миф о последней битве, которая некогда произошла здесь. Говорят, потому эти земли всегда являли место раздора племён и империй, что некая сила восставала на людей, какому бы роду те ни принадлежали, мол, прокляты земли сии до неких пор. Так вот, со своей стороны хочу подтвердить истинность этого предания… до известной степени, конечно… к сожалению, у меня не достаёт сугубо научных аргументов… да, и, признаюсь, не это входит в мои… я не питаю любопытства к сему вопросу.