Я старалась подыскать подходящее слово.
– Она держалась от нас на расстоянии, – ответила я. – Плохо ела. Что-то было явно не так, но депрессия ли это? Не могу ответить. Не думаю, что в этом случае она поделилась бы со мной. Мы с ней не настолько близки. Нет, отношения у нас хорошие, просто она ближе к отцу.
– У вас есть какое-нибудь свежее фото Ясмин? – поинтересовался полицейский.
– Должно быть, – отозвалась я, поднимаясь на ноги. Я пошла в гостиную и взяла стопку фотографий, которые были приготовлены для альбома. Трясущимися руками я принялась их перебирать, чтобы достать последнее фото Ясмин. Его сделал школьный фотограф. Она улыбалась в камеру на фоне переливчато-серого экрана, который, кажется, есть у каждого фотографа. Длинные волосы убраны в хвост, раскраска боевая. В ушах поблескивают маленькие золотые сережки в форме дельфинов – подарок ее матери.
Я вернулась в кухню, держа в руках фото.
– Вот, – сказала я, протягивая его детективу.
Самир поднял взгляд. Увидев фото, он захрипел, словно задыхаясь, а потом его плечи стали опускаться и подниматься в такт всхлипываниям.
В следующий миг со стороны прихожей раздались шаги, дверь немедленно распахнулась настежь, и в проеме показался Винсент. Светло-рыжие волосы прилипли к одному виску, взгляд был испуганный.
– Мама?
Я вскочила с места и бросилась к нему.
– Ничего страшного, солнышко. Пойдем в твою комнату.
Я обернулась.
– Дайте мне десять минут.
Взяв Винсента за руку, я потянула его за собой, к лестнице.
– Почему у нас дома полиция? – спросил он. – Почему полиция приехала ночью, мама?
– Сейчас уже утро, – ответила я, будто это что-то объясняло.
– Но почему полиция здесь?
– Они считают, с Ясмин могло что-то случиться.
Мы зашли в комнату Винсента. Там, как обычно, царил порядок. Игрушки выстроились ровными рядами на полу, альбомы для рисования были сложены в стопочку, а мелки разложены по стаканчикам на столе. Одежда, аккуратно сложенная, лежала на стуле. Горел маленький ночник – на абажуре были вырезаны силуэты животных, и при включении он вращался.
На окошке висела одинокая рождественская звезда – единственное украшение, которое мы успели повесить. Но подарки были куплены, а ель заказана в питомнике рядом с футбольным полем.
– Ясмин кто-то обидел? – проговорил Винсент, удивленно расширив глаза.
Отодвинув несколько прядей волос с его влажного лба, я покачала головой.
– Я так не думаю, – ответила я. – А сейчас спи, мы поговорим об этом позже.
– Но если кто-то обидел Ясмин, она, наверное, расстроилась.
– Тогда мы ее утешим.
По глазам я видела, что Винсент мне не верит, однако ответом он, кажется, удовлетворился, потому что прикрыл глаза, зевнул и повернулся на бок.
Я потушила ночник и снова погладила его по голове. Потом поцеловала в щеку и вдохнула его запах – запах моего любимого, желанного ребенка.
– Сладких снов, – шепнула я и выскользнула из комнаты.
Спустившись на кухню, я снова села подле Самира. Он все так же ковырял щербинку в столешнице, и та, на первый взгляд, стала глубже.
– Что было в записке? – спросила я, изо всех сил стараясь говорить ровным голосом.
Коллега Гуниллы достал прозрачную пластиковую папку и подвинул ее ко мне. Я сразу узнала знакомые округлые, слегка заваливающиеся назад буквы. Склонившись над столом, чтобы получше их разглядеть, я прочла записку.
Простите, я больше не могу. Люблю вас. Я.
2
Над Королевским Мысом занимался рассвет нового дня. Фигурально, конечно, потому что ни о каком настоящем рассвете не могло быть и речи. Плотная декабрьская тьма еще не рассеялась, а порывистый ветер заставлял ветви вишневых деревьев биться об оконное стекло.
Я взглянула на часы: десять.
Самир, который отправился на поиски Ясмин, едва за полицейскими закрылась дверь, теперь лежал в кровати рядом со мной. Я не стала его будить, мне казалось, что чем дольше он проспит, тем лучше будет для него. Поэтому я встала очень тихо, на цыпочках подошла к комнате Ясмин, приоткрыла дверь и включила там свет.
Кровать была пуста, а комната выглядела совершенно как обычно – то есть как будто там только что взорвалась бомба. Одежда небольшими кучками была разбросана по полу. Косметика, банки из-под колы, щипцы для завивки, пустые картонки от гамбургеров – на узком письменном столе. В углу – кипа журналов, которые рассыпались по всему полу, одинокая кроссовка на подоконнике, в компании чахнущего цветка и надкушенного бутерброда.