После обеда Тони вышел в общую комнату и стал перелистывать разные газеты, лежавшие на большом пыльном столе. Среди них был рекламный журнал с Ривьеры, один из тех подлинно деловых журналов, поддерживаемых владельцами отелей, которые разводят фальшивую романтику туризма, чтобы сбывать в розницу ограниченное количество довольно скверных удобств за колоссальнейшее количество бумажных денег. Его внимание привлек один столбец на английском языке, озаглавленный: «Обед в годовщину перемирия». Он быстро пробежал его: «…если можно так выразиться, прелестно организованный»… «веселая толпа, превосходный обед, отличнейший оркестр…» «Обед? Хороший и устроенный, или приготовленный, специально для британцев». «Это был, как я уже сказал, действительно веселый вечер» и затем:
«Дух «чувства товарищества», казалось, наполнял комнату, и небольшая, но прекрасно продуманная речь генерала сэра Ууфли Уйма, который взял полковника Уифля к себе начальником штаба, попала прямо в точку и взволновала так же, как и фраза — пароль Империи, — «Держитесь».
«Мы держались и делали это с радостью, и поэтому мы перечислим…»
«Настоящая веселая толпа, и чтобы добавить аромат к нашему портвейну, или к специальному коньяку, мистер Джолоп раздобыл нам танцовщицу, которая танцевала под песню Элли Удворд Финденс: «Бледные руки, любимые нами».
«Итак, в постель» — как говорит мистер Пепис. Теперь поблагодарим доброго хозяина Мэрплза и его очаровательную супругу за этот очень веселый и поистине счастливый вечер».
Тони бросил журнал обратно на стол и в изумлении прошелся по комнате. По их плодам узнаете вы их! Чудовищно, — как говаривал папаша Флобер. И что случилось с английскими мозгами и чувствами, что они размякли, стали так фальшивы? Старческое ребячество, которое боится самого себя и кокетливо извиняется в собственном ничтожестве. Будь проклято это «Держитесь». Скажем лучше: «Уберите эти трупы и начинайте с начала!»
«Настоящая веселая толпа». Да, фосфоресценция дохлой рыбы. Таковы леди и джентльмены, владеющие культурой и досугом, дровосеки Империи, высасыватели дивидендов, центр внимания и зависти для соседних глаз, соль земли, наследники всех веков. О, если бы глоток воды из реки Забвения!
На следующее утро дождь все еще лил, но Тони собрался сейчас же уехать из Блуа. Он решил, что пока хватит с него соборов и замков, которые лишь возбуждают его мозг, тогда как ему нужно только выгадать время, чтобы снова начать расти и не заниматься ежедневно выкапыванием корней. Он также решил, что было ошибкой позволять себе размышлять о великих тиранах и кретинах. Живи и давай жить другим! Правда, люди окончательно губят мир, который ему необходим и который он любит, но невозможно предпринять по отношению к ним какие-либо радикальные меры, а он чувствовал небывалое отвращение к политической агитации и увертливому теоретизированию. Захватившие власть агитаторы будут не лучше других, — у них у всех одни и те же заплесневевшие понятия, в той или другой форме. Так или иначе — к черту их! Живите и давайте жить другим! Если нельзя изменить их, старайтесь уйти от них. Печально, что нельзя уйти от их дел в образе войн, индустриализма, подоходного налога и банкротств.
Итак, Тони сел в первый поезд до Тура[149] и под дождем пешком пустился на юг. Почти две недели он упрямо шагал к югу, делая зигзаги от деревни к деревне, иногда насквозь промокал, скверно питался в одних местах и неожиданно хорошо в других и шел все на юг, навстречу весне. Он ничего не читал и не «любовался видами», кроме тех редких случаев, когда заходил в какую-нибудь деревенскую церковь и с полчаса сидел там в полном молчании. Еще больше ему нравилось сидеть в лесу, или у дороги, или на мосту и ни о чем не думать — так попросту отдаваться нарастающему ощущению того, что он жив. Первые несколько дней, казалось, вообще ничего не нарастало. По временам он чувствовал раздражение и нетерпение и бывал очень близок к тому, что ему уже начинало надоедать одиночество, и не раз проходил через состояние действительно безнадежного угнетения. Но Тони не сдавался, говоря себе, что во всяком случае воздух и движение поднимают жизненный тонус тела, становящегося дряблым от жизни в городах. Сначала он натер себе ноги, и у него ломило все тело, но постепенно стал привыкать; спал он как убитый.
149
Тур — французский промышленный город, расположенный на реке Луаре. Музей древностей, скульптур, картинная галерея. Готический собор с двумя высокими башнями XII–XVI вв.