— Я видел Филомену в Риме, — сказал он.
— А! — воскликнула старуха, взглянув на него пристально. — И она сказала, чтобы вы приехали сюда!
— Да, это была ее мысль, и я очень, очень рад, что приехал. Вы знаете, сегодня день моего рождения!
Это, конечно, было совершенной неправдой, но у Тони был свой план.
— День рождения! Buona festa, Signore, buona festa[208]. Баббо, ты должен достать бутылку стравекьо, чтобы выпить за день рождения синьоре.
— Не теперь, — сказал Тони, не давая старику встать. — Но, может быть, мне подадут одну бутылку к завтраку и тогда мы бы все выпили вместе? — Он остановился и затем прибавил: — Кстати, Филомена сказала мне, что синьорина Катарина, австриячка, здесь. Это верно?
— Да, — ответила старуха, глядя на него все тем же испытующим взглядом. — Она здесь, но она ушла гулять.
— А! — Тони перевел дыхание. — Вы знаете, когда я ехал наверх на извозчике, я подумал, как будет приятно, если вы устроите мне праздничный завтрак, а я попрошу синьорину присоединиться ко мне?
Он посмотрел на старика, когда говорил это, зная, что в семье настоящим поваром был тот и его надо улещивать, чтобы он показал свое искусство.
— Sicuro, — кивнул тот. — Я постараюсь, синьоре, хотя времени мало. Но боюсь, что синьорина не придет к завтраку!
— Почему не придет? — спросил Тони, отлично зная почему.
— Она никогда не бывает дома в это время, — вставила старуха тактично.
— Хорошо, — сказал Тони, поднимаясь. — Вот что мы сделаем. Вы приготовите самый лучший завтрак на двоих и подадите его — когда бы? Сейчас половина одиннадцатого. В половине первого? Отлично. А я пойду поищу синьорину. Вы знаете, в какую сторону она ушла?
— Я покажу вам, — сказала старуха, вставая, и заковыляла рядом с ним к воротам. Она указала на дорожку, которая вела к концу острова, — дорожку, которую Тони знал так хорошо, потому что она вела к краю утеса, где был укромный уголок Каты. — Синьорина пошла по этой дорожке, вы ее знаете. — Затем она схватила его за руку и прошептала: — Signorino, signorino! Не встречайтесь с нею, если и на этот раз вы не сможете остаться. Она тоскует о вас, и она такая слабенькая!
— Не беспокойтесь, — сказал Тони, похлопывая ее старую, сморщенную руку. — Посмотрите, чтобы Баббо приготовил хороший завтрак, — я сделаю остальное.
Когда все сыны Божьи запели вместе от радости…
Тони не спешил. Не стоило уставать, он был уверен, что найдет Кату на ее любимом месте над морем, и даже если она пошла на то место, где они купались вместе, у него все-таки хватит времени. Он так хорошо знал дорожку, к тому же, по-видимому, не изменилось ничего, только вспаханное поле немного дальше врезалось в целину. По выходе из деревни дорожка стала шире, и Тони оказался среди старых лоз, подпертых высокими кольями, как хмель, и вдохнул прелестный запах цветущих бобов. Папоротники, венерины волоски, камнеломка и другие мелкие травы росли в трещинах грубых стен, шедших уступами, где жили ящерицы; по краям поля алели первые маки рядом с последним лесным нарциссом. Минут через пятнадцать он достиг конца старых виноградников и вышел к маленькой роще высоких деревьев, где короткая трава была полна белых фиалок, подснежников и цикламенов. За рощей, среди кустов вечнозеленых растений и карликового дуба, были разбиты новые сады, которые, как зеленый водопад, расстилались вниз по склону почти до самого моря.
Деревья арбутуса, сохранившиеся от рощи около дорожки, были достаточно высоки, чтобы защищать от солнца и закрывать вид, — райское место, где можно наслаждаться прохладной тенью в одиннадцать утра в середине апреля. Тони остановился поглядеть на великолепную желтую корониллу, всю в цвету, и в просвет с опушки рощи увидел, что на нижних склонах острова уже расцвел ракитник. «Ах, — подумал Тони, — будь я верховным владетелем Эи, я сделал бы ее раем — или за год довел бы всю страну до банкротства, и меня убили бы мои возмутившиеся подданные. Интересно, о чем думает Ката сейчас?» Он тихонько пропел: «Wenn ich in deine Augen seh’!» — на мелодию, сочиненную им самим; в ней было не больше пяти разных нот, но он гордился ею. Где вы находите мелодии для вашей музыки, мистер Кларендон? О, они мне приходят в голову, когда я бреюсь, мадам!
Едва достигнув другой стороны рощи арбутуса, Тони остановился как вкопанный, и сердце его чуть не выпрыгнуло из груди. Там, на большом камне, сложив руки на коленях, глядя на море через золотые и белые потоки ракитника и цитуса, сидела Ката. Она сидела полуотвернувшись, но ему не нужно было видеть ее лицо, чтобы узнать ее, — его тело не забыло ее тела. Он сразу узнал изгиб ее высокой полной груди, линию ее горла, ее стройную руку, ее тонкие пальцы. У него упало сердце, когда он увидел контур ее щеки, бледной и худой. Он позвал нежно: