— Ката!
— Что такое?
— Я хотел бы, чтобы в этой комнате было длинное зеркало до полу.
— Зачем это?
— Чтобы ты могла видеть себя в своем желтом джемпере и голубых штанишках. Это очаровательно!
Снова быстро закрывая дверь, он услышал, как Ката засмеялась, и ее смех прозвучал вступлением к счастью.
Тони босиком добежал до своей комнаты, потому что услышал, как девушка поднимается по лестнице с его завтраком. Он успел только вскочить в постель и покрыться, как она постучала в дверь и вошла на его «avanti».
— Поставьте поднос на стол, — сказал Тони, — и дайте мне брюки.
Он порылся в карманах и вынул пятнадцать лир.
— Вчера синьорина заказала извозчика, чтобы свезти ее к пароходу, — сказал он, отдавая служанке деньги. — Так вот, она не уезжает и вчера просила меня устроить все за нее. Отдайте это извозчику и скажите ему, что он может приехать не раньше греческих календ[216].
— Когда, синьор?
— Не раньше греческих календ. Он поймет.
Она ушла с довольно недоверчивым видом. Тони выскочил из постели, натянул рубашку и фланелевые брюки и вынес на террасу столик, а затем два креслица. Он посмотрел издали на распланировку, чтобы выяснить, чего не хватало, догадался и, подойдя к краю террасы, сорвал несколько цикламенов и фрезий и положил их около прибора Каты. Через минуту он услышал стук в дверь.
— Ох! — сказал он, видя, что Ката совсем одета. — Какой формальный визит. Guten morgen, gnadige Frau[217]. Разрешите мне помочь нести ваш пакет. Bitte, bitte schon[218].
Когда Ката улыбалась или смеялась и испуганное и грустное выражение ее глаз исчезало, Тони казалось, будто потерянное солнце снова возвращается на небо.
— Твое молоко и кофе не остыли? — спросил Тони, когда они уселись за стол.
— Нет, — сказала Ката, прикладывая руку к кувшину, — о, оно горячее! Что за роскошный завтрак, Тони. Я положительно не в состоянии съесть все это.
— И не надо. Разве ты не знаешь, мы, праздная богема, собираем только сливки с жизни? Съешь ложкой вот эти соты, если хочешь.
— Меня бы стошнило, — сказала Ката практично, — а я собираюсь стать здоровой и жирной, как турчанка. Это твой идеал, правда? Я думаю, что начну с апельсина.
— Когда я был ребенком, — сказал Тони, прихлебывая кофе с молоком, — один толстый старый судья часто гостил у нас, и каждое утро, через пять минут после того как мы садились за завтрак, он обычно говорил моему отцу: «Ну, Кларендон, что мы будем делать сегодня?» Что это, вероятно, были за неугомонные люди! Ты рада, что мы не задаем друг другу таких вопросов?
— Если бы мы сидели здесь вместе целый день и больше ничего не делали бы, это было бы райское житье. О Тони, Тони, мой любимый, если бы ты знал, до чего мне хочется плясать и петь при мысли о том, что не надо возвращаться в этот ненавистный магазин в этой ненавистной Вене!
— Приятная мысль, не правда ли? Но, Ката, Ката, моя любимая, если бы ты знала, как мне хочется плясать и петь при мысли, что не надо возвращаться в эту ненавистную контору в этом ненавистном Лондоне!
— Как мы патриотичны, — сказала Ката, смеясь. — Как мы любим наши Vaterland'ы[219]!
— Они думали о нас довольно мало, — ответил Тони угрюмо, — разве что когда хотели умертвить, погубить нас. Если мы им что-либо должны — все уже заплачено сполна. Они больше от нас ничего не получат. Боже мой, ты увидишь, как я ловко смоюсь из колонны.
— Что это значит?
— Навострить лыжи, сбросить свое бремя белого человека на мозоль правительству, сыграть в ящик, убраться.
— Хотела бы я знать английский язык получше, — сказала Ката задумчиво. — Как много странных слов. У меня плохое произношение, Тони?
— Ужасное. Тебе надо потребовать от мистера Берлица[220] обратно свои деньги.
— Ну, у тебя «чертовское» произношение, когда ты пытаешься говорить по-немецки. Оно так и кричит: я англичанин, я англичанин, я англичанин!
— Так оно и есть. Я горжусь своим английским акцентом. Если бы я не был англичанином, я хотел бы быть англичанином.
— О! — воскликнула Ката, смеясь. — И это человек, который только что не хотел быть патриотом, хотел — как это? — навострить колонну?
— Ты ведь гордишься тем, что ты австриячка, не правда ли? Это означает, что ты гордишься собой и страной, из которой ты происходишь. Но ведь это не означает, что ты допустишь толкнуть себя как простофилю на совершение любого преступления или глупости, если какому-нибудь идиотскому правительству покажется, что ты должна совершать их. У нас другие, более высокие стандарты жизни, чем у этих отвратительных пещерных людей. К черту их!
216
Календы — переходящие начальные дни месяцев римского календаря. Ждать «греческих календ» — значит ждать несбыточного, так как в Греции календ не было.
220
Берлиц — изобретатель особого метода обучения иностранным языкам (без пользования родным языком).