Дней через десять после своего приезда на Эю Тони увидел на подносе рядом со своим завтраком пакет с письмами, пересланными ему из Мадрида.
— Они не стоят внимания, — сказал он Кате. — Одно дружеское письмо от человека, которого зовут Уотертон и который мне нравится, хотя мы никогда не были близки. Глупые письма от других. Моему банкиру нужна моя подпись. И это все. Кроме вот этого.
И он показал ей нераспечатанное письмо.
— Это что такое?
— Письмо от Маргарет.
— Я думаю, тебе надо прочесть его, — сказала Ката спокойно.
— Я считаю, что надо, но очень боюсь. Я очень боюсь камней, которые люди так любят швырять в сад Гесперид. Ну, раз, два, три.
Он быстро пробежал письмо, а Ката с беспокойством следила за его лицом.
— Но это необыкновенно, — воскликнул он.
— Что такое?
— Подожди чуточку, я должен прочесть еще раз внимательно. — Он вернулся к началу и прочел письмо наново. — Должно быть, что-нибудь случилось. Она, наверное, в кого-нибудь влюбилась.
— Почему? Можно мне знать, что она пишет?
— Она пишет, что ее родственники называют меня самым отъявленным жуликом и негодяем, но на самом деле очень рады от меня отделаться и вследствие этого увеличили ей содержание. Она пишет, что сама она уже не считает меня ни жуликом, ни негодяем, — ей кажется, что я похож на какой-то персонаж в одной пьесе, название которой она не может припомнить. Она заказывает специальное «разводное» приданое, и собирается нанять самого модного адвоката в Лондоне, и спрашивает меня, не пришлю ли я ей какие-нибудь убедительные доказательства измены. Тут написано еще много другого в этом же роде, но кончается все заявлением, что мы будем счастливее, если разойдемся. Она приписала еще, что отказывается брать от меня деньги. Это те деньги, которые я заработал, трудясь в винограднике Навуфея[234]. Впрочем, прочти сама.
Ката прочла письмо и сказала:
— Тони, по-видимому, она странная девушка. Она на самом деле такая?
— Ничуть. Это стиль ее вечеринок с коктейлями — совершенно наигранный.
— Мне все это кажется таким пустым. Наверное, я не могла бы так писать человеку, которого я когда-то любила, даже если бы между нами все было уже кончено.
— Этот жаргон принят в их обществе. Предполагается, что под маской беспечности бушуют дикие страсти. У вас разбито сердце, а вы шутите, орел раздирает вашу печенку, а вы улыбаетесь, сходя с ума от любви, вы сыплете остротами. Я сам не верю этому, думаю, что здесь только и есть, что лежит на поверхности, а нет ничего глубокого. Мне нужно еще доказать, что они существуют, эти тайные глубокие страсти, прежде чем я поверю в них. Однако все это не важно. Самое важное, что она оказалась в конце концов порядочным человеком. Она поступает исключительно великодушно, если только не передумает.
— Ты примешь ее предложение?
— Ее предложение? Ах, ты говоришь об этом! Нет, пока не приму. Я буду откладывать деньги, которые должен ей платить, и когда процесс кончится, снова предложу их ей. Если она и тогда станет отказываться, я не вижу причины, почему бы мне не оставить деньги себе. Она богата, будет еще богаче и, вероятно, выйдет замуж за какого-нибудь весьма денежного молодого человека. Кроме того, деньги мне нужны для тебя.
— Тони, не совершай ради меня никаких неблагородных поступков. С нас хватит и того, что есть, — по-моему, мы ведем сейчас роскошный образ жизни. Пусть она берет эти деньги.
— Там будет видно. Во всяком случае я буду ее уговаривать. Ну, а теперь забудем все это. Да, еще одно обстоятельство.
— Что именно?
Тони помедлил и затем сказал:
— Английский закон о разводе — чрезвычайно странная вещь, особенно потому, что предполагается, будто он основан на логике. По английскому закону брак является контрактом. Но в противоположность всем другим контрактам закон не позволяет его аннулировать, когда обе стороны согласны на это и готовы объявить об этом публично. Это было бы слишком просто, и юристы потеряли бы тогда свои многотысячные гонорары. Закон требует, чтобы одна сторона была виновна, а другая невинна, обиженная осквернением супружеского ложа. Обиженный ходатайствует о том, что называется удовлетворением нарушенных супружеских прав, и суд постановляет, чтобы виновный моментально возвратился в постель своей половины. Тебе кажется это совсем диким?
— Немного странно, — сказала Ката, — Но ты же шутишь, не правда ли?
— Нет, это именно так и делается! Ну виновная сторона говорит — не пойду, и поэтому контракт нарушается, невинная сторона оказывается «брошенной» той и плачет как безумная — ей нужны деньги, чтобы залечить разбитое сердце. Но если виновной стороной является муж — а это обычно так, потому что сколько бы прелюбодеяний ни совершала жена, «приличествует», чтобы был виноват муж, — прелюбодеяние должно быть доказано. Теперь, весьма вероятно, что у виновного мужа есть кто-нибудь, на ком он хочет жениться и с кем он прелюбодействовал на самом деле. Но ее имя ни в каком случае не должно упоминаться — это «отнюдь не приличествует». Нет, надо нанять какую-нибудь даму, чтобы она провела с виновным мужем целую ночь в каком-нибудь отеле в Брайтоне, они сидят там и пьют виски с содой, беседуют о бегах и о прошлогодних пьесах и о том, как трудна жизнь. Это и есть «доказательства». Тогда развод разрешен, но совесть закона так чувствительна в вопросе о разъединении тех, кого сам Господь решил разлучить, что им дается еще шесть месяцев, — может быть, они снова захотят воссоединиться. Предполагается, что таинственное лицо, именуемое королевским проктором, все это время наблюдает за ними. Если он не хочет этого делать, или не находит в их жизни ничего пикантного, или решает держаться в стороне, тогда решение nisi[235] наконец вступает в силу. Далее, если виновной является жена, то злостный прелюбодей — ее возлюбленный или соответствующее лицо — должен оплатить мужу все убытки, — то, что он владел чужой женой, и считается убытком. Когда виновной стороной является муж, то он в течение своей жизни должен выплачивать своей экс-жене одну треть своего годового дохода. Таким образом, ни один англичанин не может иметь и не имел никогда больше трех жен.
234
Навуфей — упоминаемый в Библии владелец виноградника, который был отнят у него беззаконно царем Ахавом по наущению Иезавели.