Носильщики в синих блузах, с огромными усами и низкими, зычными голосами, поспешно отбирали безупречные чемоданы из свиной кожи у английских милордов из первого класса, внезапно принявших специфически английский вид от сознания собственного превосходства. Тони прошел мимо них, сам неся свой чемодан, и нанял фиакр вместо такси. Экипаж был ярко-желтый с синими подушками, а для глаз, привыкших к английским извозчичьим лошадям, кляча казалась маленькой и тщедушной. Впрочем, фиакр довольно быстро покатился по булыжной мостовой после того, как Тони, к своему безграничному стыду, был вынужден написать название гостиницы на бумажке, так как возница не мог понять его произношения. Тони заметил неуловимо своеобразный запах Парижа — марсельское мыло с примесью кофе и чеснока, — высокие дома с белыми ставнями, деревья на улицах, неожиданные просветы, более чистый воздух, скорость уличного движения и неистовую перебранку между извозчиками и шоферами такси на перекрестках. Но все впечатления были смутными и похожими на сон, и Тони уже доехал, не успев еще прийти в себя, чтобы все это оценить.
Отель на улице Риволи, рекомендованный ему отцом, был, разумеется, слишком большим, слишком дорогим, слишком шумным — везде красный плюш, позолота, бронза и тяжелые портьеры. Тони тотчас же решил поискать другой, но взял комнату, чтобы переночевать. Помывшись и переодевшись, он стал внимательно изучать план Парижа. Да, Университетская улица находится на противоположном берегу реки, по ту сторону сада, видневшегося из окна. Выйдя снова на улицу, Тони почувствовал теплоту, которая, казалось, проникала сквозь его легкую одежду и ласкала кожу. Сад был тоже своеобразный, с рядами одинаково подстриженных деревьев, несколькими редкими клумбами, но многочисленными фонтанами и статуями. Люди расхаживали по саду, некоторые торопливо, но большинство с видом гуляющих; было много детей, игравших спокойно и тихо, словно они уже родились благовоспитанными. Тони на минуту остановился, чтобы поглядеть на карусель для совсем маленьких детей, которые сидели с торжественными и немного испуганными лицами на лошадках и поросятах, пока старик с немного угрюмым видом вертел колесо, приводившее карусель в движение. Тони подумал, что он им больше дал бы за их полпенса, и решил, что вот было бы замечательное занятие для его старости! Затем, пройдя наискосок через сад, он увидел перед собой обширный двор Лувра, с нарядным фасадом дворца и высокими черепичными крышами, а обернувшись назад, обнаружил, что перед его глазами открывается огромная перспектива вплоть до самой Триумфальной арки. Благородство линий и форм произвело на него глубокое впечатление.
Продолжая идти, он пересек набережную, тенистую от деревьев и шумную от движения, и с удивлением увидел громадный паровой трамвай с сиденьями наверху, обращенными по обеим сторонам наружу, который, пыхтя, пробивал себе дорогу — в Версаль, если только не обманывали надписи. Тут Тони понял, что в свое время здесь произошла революция. Посреди моста он снова остановился, чтобы поглядеть на реку. Позади него солнце садилось в огромном золотом зареве; над головой с криком носились стрижи по небу особенно нежной синевы, чистой голубизны Иль-де-Франса[42]; перед ним мерцала солнечными бликами река с караваном тяжелых коричневых барж, медленно плывших за маленьким буксиром, распустившим хвост дыма, и с двумя длинными белесыми речными пароходиками, со множеством пассажиров, скользившими почти бесшумно. Обращенный к реке фасад Лувра почти утопал в освещенной солнцем зелени, а светло-серые башни собора казались коленопреклоненными среди вершин деревьев. За деревьями, направо, возвышался купол изысканных пропорций, который выглядел каким-то южным и итальянским в ярком свете. Если бы только этот великолепный вид не перерезался железным пешеходным мостом: серьезный, непростительный промах для народа, умеющего планировать с таким ясным, четким величием.
Немного усталый от поездки, немного ошеломленный обилием света, шума и эмоционального восприятия такого огромного количества новой красоты, Тони был рад, когда наконец очутился в прохладной темной гостиной пансиона, в котором остановилась Маргарет. Комната казалась переполненной всевозможными предметами, все имитации «стиля Людовика XV», за исключением часов и подсвечников с бронзовыми сфинксами, явно псевдоампирными, и подушек, скатерти и кружевных чехлов на креслах, несомненно, девятнадцатого века. Это было первое знакомство Тони с рыночным, или «дворницким», стилем меблировки, столь любимой французами, но неприятно поражающей после английского стиля там, у себя дома… Послышалась английская речь:
42
Иль-де-Франс — французская провинция, занимающая центральную часть Парижского бассейна (историческое ядро Франции).