— Слышите, как у меня внутри булькает?
Мы подошли к нему и послушали. И в самом деле, он выпил столько воды, что она булькала у него в животе, стоило ему только немного повернуться.
Потом мы принялись полоть репу. Пололи и рассказывали по очереди сказки. Лассе попробовал было рассказывать истории про привидения. Да только, когда светит солнце, привидений никто не боится. Тогда Лассе предложил соревноваться, кто умеет ругаться лучше всех. Но мы с Бриттой и Анной ругаться не захотели. Ведь фрёкен говорила, что ругаются только глупые люди. Лассе попробовал ругаться потихоньку, но это было вовсе не интересно, и он скоро перестал.
Первый день полоть репу было интересно. А потом нам это стало надоедать. Но все-таки пришлось продолжать. Надо ведь было кому-то ее пропалывать.
Однажды, когда мы только что начали полоть, Лассе сказал Улле:
— Петрушка сальдо бумбум.
А Улле подхватил:
— Кольфинк, кольфинк.
А Буссе добавил:
— Мойси дойси филлибум арарат.
Мы спросили, что это значит, а Лассе ответил, что это особенный язык, его понимают только мальчики, а девчонкам его не понять.
— Ха-ха! — засмеялись мы. — Да вы и сами-то не понимаете, что говорите!
— А вот и нет, — заспорил Лассе. — То, что я сказал, значит: «Сегодня хорошая погода». А Улле ответил: «Ясное дело, ясное дело». А Буссе добавил: «Как здорово, что девчонки нас не понимают».
Потом они долго болтали на своем языке. Тогда Бритта решила, что и нам тоже надо говорить на языке, понятном только девочкам. И мы стояли на коленках возле грядок и все утро болтали, мальчишки на своем языке, девочки — на своем. По мне так никакой разницы в этих языках не было. Но Лассе сказал, что наш язык дурацкий. Мол, у мальчиков язык намного лучше, почти такой же, как русский.
— Кольфинк, кольфинк, — повторял Улле.
Мы успели выучить, что на языке мальчишек это значит «ясное дело, ясное дело». И теперь мы с Бриттой и Анной зовем Улле не иначе как «Улле Кольфинк».
Однажды мы сидели на груде камней, пили шоколад и ели бутерброды, которые прихватили с собой на прополку. И вдруг небо сразу потемнело, и началась страшная гроза. Пошел град. Градин нападало так много, что земля побелела, как зимой. Мы бросились бежать. Полоть мы ходили босиком. И теперь, когда пришлось бежать по этим сугробам, ноги у нас сильно замерзли.
— Бежим к Кристин из Лёвнесета! — крикнул Лассе.
Мы почти всегда слушаемся Лассе. И на этот раз послушались. Кристин живет неподалеку в маленьком красном доме. Мы помчались туда. К счастью, она была дома. Кристин — старенькая старушка, вроде нашей бабушки. Она очень добрая. Я была у нее много раз.
— Ах ты, батюшки! Ах ты, батюшки! — сказала она, всплеснув руками. — Ой-ой-ой! Бедные детки!
Она развела большой огонь в открытом очаге у себя в комнате. Потом она испекла нам в очаге вафли и сварила кофе, поставив треногий кофейник в середину очага.
У Кристин живут три кошки, одна из них только что принесла котят. Они лежали в корзине, такие хорошенькие, и мяукали. Их было четверо. Кристин сказала, что ей придется раздать всех котят, кроме одного. А не то у нее будет столько кошек, что ей самой будет негде жить.
— Ой! А нельзя нам взять их? — воскликнула Анна.
Кристин сказала, что с радостью отдаст нам котят. Да только не знает, что скажут на это наши мамы.
— Но ведь все люди любят котят, — заявила Бритта.
Мы стали просить, стали клянчить, чтобы нам отдали их хотя бы на время, на пробу. Как раз в каждый двор по котенку: в Норргорден, Меллангорден и Сёргорден. Лассе выбрал котенка для нас. Маленького, полосатого с белым пятнышком на лбу. Бритта и Анна взяли вовсе белого, а Улле черного.
Когда одежда высохла, мы пошли домой со своими котятами. Я рада, что кошке оставили одного котенка. А то у нее вовсе не осталось бы детей.
Своего котенка мы назвали Мурре, Бритта и Анна дали своему имя Сессан, а Улле назвал своего Малькольмом. Все мамы не стали нас ругать и позволили оставить котят.
Я много играла со своим Мурре. Привязывала на шнурок бумажный бантик и бегала кругами, а Мурре бегал за мной и старался поймать бантик. Буссе и Лассе сначала тоже играли с ним, но им это скоро надоело. Пришлось мне кормить его. Он пил на кухне молоко из блюдечка. Только пил он не как люди, а высовывал язык, розовый-розовый, и лакал молоко. Я приводила в порядок корзинку, в которой он спал. Стелила ему мягкие тряпочки. Иногда мы выпускали Мурре, Сессан и Малькольма на травку, чтобы они играли вместе. Ведь они же родственники и им хочется видеться.