По счастью, Артур с Лизой еще спали. Я накинула кофточку и пошла в магазин.
Домик наш располагался в дачном поселке Вишневка. И многие люди жили там круглый год. Так что магазин имелся, и не один.
Я понуро брела по тихой улице. Дачников почти не встречалось, мы были одними из первых. Боже мой, ведь сейчас я совсем одна и вполне могла бы позвать на помощь. Могла бы, если бы… Если бы не мои дети, оставшиеся на даче под присмотром этих скотов!
Черт, вот досада! Я боялась, я жутко боялась, что если сообщу кому-нибудь о своей беде, то эти кто-то будут действовать неосторожно, и бандиты все поймут и просто убьют детей. И меня вместе с ними…
Поэтому я просто брела по улице с сумкой, и из глаз моих катились слезы. Я слизывала их языком.
— Оля, привет! — послышался вдруг голос над ухом.
Я подняла голову и увидела Гальку Мельникову. Галька почти постоянно жила в Вишневке, у нее был свой дом на одной улице с нами.
— Привет, Галя, — стараясь улыбаться, проговорила я.
— Чего такая грустная?
— Я? Да… так. Не выспалась просто.
— Понятно, — усмехнулась Галька. — С мужем приехала?
— Нет, с детьми.
— Ну так я к вам зайду!
— Не надо! — испугалась я.
— Почему? — удивленно посмотрела на меня Галина.
— Понимаешь… у Лизы высокая температура. Мне кажется, что она заболела. Я боюсь, ты еще заразишься…
— Так врача вызови!
— Непременно! — заверила я ее. — Ну пока!
— Заходи ко мне! — крикнула Галина мне вслед. Я кивнула и прибавила шагу.
Оставив в магазине часть денег (водку я купила, конечно, самую дешевую, так же как и сигареты, но все равно денег было жалко), я пошла обратно. Сердце мое замирало при мысли, что за время моего отсутствия с детьми могло что-то случиться, поэтому я почти бежала.
Слава богу, дети еще не проснулись. Я молча вытащила из сумки бутылку и сигареты. Мутный взял бутылку в руки, всколыхнул налитую в ней жидкость и вроде бы остался доволен. Они втроем сели за стол.
— Закуску давай! — скомандовал Мутный.
— А что давать-то? — растерялась я. — Все же вчера съели…
— Ну так сготовь! — недовольно ответил тот.
Решив не возиться долго, я наскоро пожарила яичницу. Хотела из трех яиц, но паразит-Мутный заставил разбить аж десять!
Он откупорил бутылку, и вся троица накинулась на нее и яичницу. Я заметила, что Рябой почти совсем не пил, а вот Мутный не стеснялся, и опрокидывал в рот стопки одну за другой.
«Может быть, они захмелеют? — подумала я. — И мне удастся справиться с ними?»
Тут захныкала, проснувшись, Лизонька. Я прошла к ней и взяла на руки. Прижимая к себе теплое, нежное тельце ребенка, я снова заплакала. От наших всхлипов проснулся Артур, и я сразу вытерла слезы. При сыне я стараюсь не позволять себе плакать. Артур был очень похож на своего отца — моего бывшего мужа Кирилла: такой же черненький, темнобровый, с умными серьезными глазками. И характер имел отцовский. Кирилл был упрям, горд, своенравен и тверд. И эти же черты я замечала в сыне. При Кирилле я всегда остерегалась плакать или жаловаться. Он этого просто не понимал. И почти никогда меня не жалел. Полина при этом всегда говорила: «И правильно. А чего тебя жалеть? Жалость только унижает!» В принципе, верно. Но кто бы знал, как мне порой хотелось, чтобы меня пожалели и приласкали! А Лизонька была вся в меня — мягкая, ласковая и немного распущенная. В том смысле, что не очень собранная. Она тоже любила поваляться в постели подольше и понежиться на солнышке.
Одним словом, при Кирилле я всегда подтягивалась и брала себя в руки. И невольно стала так же вести себя с сыном. Поэтому я посмотрела на детей и бодрым голосом скомандовала:
— А теперь вылезаем, умываемся и делаем зарядку. Живо!
Черт возьми, вот же вылетело словечко! Это же надо! Неужели я стала заражаться от Мутного? Только этого мне не хватало!
Детишки, чувствующие, что обстановка в доме, мягко говоря, не совсем обычная, молча вылезли из кроваток и побежали умываться. Зарядку делать я уж не стала их заставлять.
Троица позавтракала, прикончив бутылку, и я усадила за стол детей. Они ели молча, не капризничали.
— Мама, можно во двор? — спросила Лиза, отставив тарелку.
Артур покосился на сидящих на крыльце бандитов. Он понимал, у кого следует просить разрешения.
— Пусть погуляют, — прохрипел Мутный. — Только за калитку — ни шагу! Ясно?
— Ясно… — прошептала я за детей.
Артур с Лизой взялись за руки и побежали во двор. Мутный, быстро захмелевший, теперь сидел нахохлившись. Ему даже языком ворочать было лень. Скворец посмотрел на них с Рябым и сказал:
— Ложитесь теперь, покемарьте. Я выспался, послежу.
Мутный заворчал что-то, потом встал и, пошатываясь, пошел в комнату.
— Рябой, иди сюда! — послышался его голос.
Рябой встал и тоже пошел в комнату. Я собрала со стола грязную посуду и спустилась с крыльца к умывальнику.
«Фэйри» пенилось, разведенное в тазике с водой, я мыла посуду и споласкивала ее под умывальником. Скворец сидел на крыльце, курил и поглядывал на меня. Я делала вид, что не замечаю его взглядов.
Когда я проходила мимо него в дом, он вдруг легонько ухватил меня за локоть. Я дернулась и посмотрела на него вопросительно.
— Сядь, посиди, — потянув меня вниз, попросил он миролюбиво.
Я поставила тарелки на крыльцо и села рядом. Теперь можно было рассмотреть Скворца. Не старый еще мужчина, лет сорока, долговязый, с вытянутым лицом. Светло-русые волосы коротко пострижены. Весь он был какой-то юркий и вертлявый. В серых глазах горел хитроватый огонек. Чувствовалось, что этот парень себе на уме.
Я сидела и разглаживала юбку на коленях.
— Расскажи о себе, — попросил вдруг Скворец.
— Да что рассказать-то? — недоуменно посмотрела я на него.
— Ну, давно у вас здесь дача?
— Да, уже лет десять… — задумчиво ответила я.
— Правда, что ли, вчера только приехали?
— Правда…
— А тут ты знаешь кого-нибудь?
— Да, конечно, знаю. У нас много здесь знакомых.
— А кто?
— Ну что значит — кто? Многие. Вот соседка справа, тетя Катя, очень хорошая женщина. Она, по-моему, еще не приехала. Потом Галина, через два дома отсюда живет, — я показала рукой на Галькин дом. — Еще тетя Маруся, местная жительница. Она молоко приносит. Петрович, сторож. Старенький уже дедушка. Он всем помогает здесь понемножку: кому починит чего, кому огород вскопать поможет. Гальке часто помогает, она женщина одинокая… — я рассказывала эти ничего не значащие вещи потому, что надеялась усыпить бдительность Скворца. Может, мне удастся запудрить ему мозги, пока те двое спят? Тогда я смогу их победить…
Но Скворец слушал-слушал, а сам явно думал о своем. Он поглядывал на Галькин дом и задумчиво шевелил губами.
— Ладно, — поднялась я, собирая тарелки. — Пойду посуду отнесу.
Я поставила чистую посуду в шкаф и хотела смыться во двор, чтобы побыть с детьми. Но почувствовала сзади горячее дыхание в затылок. Я быстро повернулась. Скворец стоял сзади и, прерывисто дыша, расстегивал на мне платье. Рука его обвила мою талию, затем скользнула к груди…
— Ты… что? — охрипшим от испуга голосом спросила я его. — Ты с ума сошел!
— Ну ладно тебе, ладно, — шептал он мне в затылок, гладя мои бока, — иди сюда!
— Пусти! — Я рванулась в сторону, стараясь говорить тише. Целый поток мыслей вихрем промчался в моей голове: не шуметь, а то вдруг проснутся остальные, и я буду вынуждена пойти на контакт не то что с одним Скворцом, а с ними со всеми… Да я же после этого жить не смогу!
— Да пусти же ты! — в отчаянии все же выкрикнула я, изо всех сил пытаясь вырваться.
Скворец крепко держал меня в руках, я вертелась и извивалась.
Повернувшись к столу, я дотянулась до стоявшей на нем пустой бутылки из-под водки, оставленной бандитами и с гулким стуком опустила ее на голову Скворца. Он упал, не издав ни звука.
Я перепугалась, но тут же как-то и успокоилась. Теперь действовать! Надо же, как обостряются в опасных ситуациях все чувства! Я вся прямо подобралась и была готова до конца защищать своих детей.