Итак, моя дочь заставила меня взять себя в руки и изменить жизненную позицию. Мне это удалось, и я бесконечно рада этому. Это была главная битва в моей жизни, и, к счастью, я ее выиграла».
Причина, по которой я уделяю так много внимания комплексу жертвы, заключается в том, что я получаю очень много обращений от отчаявшихся родителей. Их дети буквально перестают жить, теряют интерес ко всему, зацикливаются на негативном опыте и навсегда застревают в роли жертвы. Травля становится универсальным оправданием нежелания брать на себя ответственность, оканчивать школу и т. д.
В социальных сетях и блогах, за которыми я слежу, я нередко замечаю, что молодые люди, добровольно признавая себя жертвами, привлекают к себе внимание и получают много заботы и поддержки, зачастую от тех, кто сталкивался с похожими проблемами. Складываются целые сообщества, члены которых связаны узами негативных переживаний. Я верю, что открытость и готовность делиться своим опытом с единомышленниками имеет большой терапевтический потенциал, но, мне кажется, что во многих подобных компаниях господствует настроение «они против нас». Другими словами, возникает позиция «жертвы против преследователей», а это не способствует поиску конструктивных решений и выходов из трудной ситуации. Кроме того, самоидентификация членов таких компаний оказывается завязанной на роль жертвы, что, в свою очередь, является дополнительным ограничением, мешающим в дальнейшей жизни: без роли жертвы, на которую можно опереться, они чувствуют себя неуверенно.
Нередко дети и подростки, столкнувшиеся с травлей, оказываются не в состоянии оставить то, что с ними произошло, позади и идти дальше, поскольку им не удалось в достаточной степени переработать этот опыт. У кого-то этот процесс занимает несколько лет, кому-то требуется профессиональная помощь, чтобы жить дальше, даже если сама травля давно прекратилась. Очень важно, чтобы окружающие люди, особенно родители, хорошо понимали это. Последствия травли могут проявляться как застенчивость, самокритичность или повышенная тревожность. В результате задачи, кажущиеся нам элементарными, становятся очень трудными и зачастую неразрешимыми для тех, кто пережил психологическое насилие.
Тем не менее для детей и подростков, столкнувшихся с преследованиями, очень важно, чтобы окружающие фокусировались прежде всего на их способностях и ожидали от них участия в повседневных делах. Тем самым мы не позволяем жизни этих детей крутиться лишь вокруг болезненных переживаний. Когда существование кажется трудным и бессмысленным, необходимо поддерживать «нормальность» в обыденной жизни. Так происходит период восстановления после любых травм.
Я первая готова признать, что это проще сказать, чем сделать. Будучи матерью ребенка, столкнувшегося с травлей, я сама испытывала сильнейшую потребность защищать свое дитя. Я хотела любыми путями компенсировать те боль и страх, через которые пришлось пройти моей дочери, лелеять ее, кутать в теплый плед, стать для нее самой терпеливой, доброй, классной и понимающей матерью. И хотя моя боль, беспокойство и потребность показать свою заботу были велики, я сумела сдержаться. И оказалась права, как впоследствии признала моя дочь:
«Ты никогда не позволяла мне оставаться жертвой, мама. Я не помню, чтобы ты хоть раз называла меня этим словом или обращалась со мной как с жертвой. Ты всегда следила, чтобы я не опускала руки, и ты не позволяла мне жалеть себя. Теперь я очень благодарна тебе за это. Сегодня я просто человек, переживший нечто плохое и понимающий лучше, чем кто бы то ни было, каково это».
Дети и подростки, пережившие или переживающие травлю, нуждаются во взрослых, которые продолжают в них верить, сохраняя надежду даже тогда, когда у самих детей ее не остается. Им нужны взрослые, которые смогут направить их в трудный момент, и посоветуют им альтернативные варианты действий в пугающих ситуациях. А еще им нужны взрослые, которые не боятся предъявлять им требования, но понимают: на то, чтобы снова обрести веру в лучшее, может уйти немало времени.