{158} В субботу в полдень, отпустив продавщицу, Заза закрыла магазин и до самого вечера готовилась в поездке, гладя, освежая, подшивая... Кроме того, она испекла много сложных пирожков и тортов.
Время от времени, слегка разгоряченная и возбужденная, она входила в комнату, где я шагал от стены к стене, давая мне попробовать то или другое, спрашивая, кажется ли мне это вкусным, и не надо ли еще посыпать сахару или посолить? Покончив с печеньем, она приступила к примеркам платьев и, разумеется, мои предпочтения играли большую роль. Она спрашивала, нравится ли мне больше голубое, чем белое? Я отвечал, что она, сама мне так же нравится в голубом, как в белом, и что так же, если не еще больше, нравится без всякого платья. Заза смеялась. Вечером, сославшись на неотложное дело, я вышел один. Тронутый бесхитростной радостью Заза я замыслил доставить ей дополнительное удовольствие и сговорился с шофером такси, чтобы он подал автомобиль в воскресенье, к десяти, как раз когда надо было собираться итти на вокзал, и отвез бы нас в деревню, там подождал и привез обратно.
Открыв утром окно, я обнаружил, что небо слегка задернуто и порадовался тому, что жара нас не будет слишком мучить. В десять, когда мы кончали утренний завтрак, раздался коротенький звонок: шофер докладывал, что автомобиль подан.
- Какой автомобиль? - спросила Заза, приподняв брови и приоткрыв розовый ротик.
Я объяснил.
Подойдя ко мне - нет: подкравшись, - она меня поцеловала и, думается, из всех ее поцелуев был этот самым нежным, самым, если можно так выразиться, глубоким. Но кольнуло у меня что-то в сердце во время этого поцелуя, потянулось в нем что-то, защемило...
Потом побежала дорога, то прямая, по лугам и полям, то вьющаяся между зелеными холмами, то совпадающая с улицей деревушек, где мы видели выходивших из церквей христиан, то стиснутая дюнами, поросшими редкой и суховатой травой. На все Заза смотрела так, как дети смотрят на витрины с игрушками, всему радовалась, всему улыбалась, по всякому поводу делилась со мной впечатлением.
Легкие облака разошлись когда мы были почти у цели.
- Само небо, - сказала Заза, - позаботилось о том, чтобы нам не было жарко в дороге! А теперь оно опять синее.
Деревня, куда мы приехали несколькими минутами позже, была большой, почти что она напоминала городок. От длинной, разделявшей ее на две части, улицы, - продолжения дороги, - по сторонам которой были совсем новые и некрасивые дома, расходились узкие переулочки. Чтобы спросить, как добраться до цели, шофер остановился у киоска. Я воспользовался этим, чтобы купить модный журнал, - мне хотелось продолжать баловать Заза. С внезапной отчетливостью возникло тогда во мне воспоминание о том, как я вышел купить журнал, направляясь на фабрику, и как я ушел, даже его не взяв.
{159} Я внутренне сжался. Я услыхал в ушах звоны вселенной, я ничего не видел, кроме потоков световых годов, проносящихся над пустынным пляжем... На мгновение мелькнул перед моим внутренним зрением портрет молодой женщины и маятник астрономических часов медленно качнулся из стороны в сторону. Но секунда не расщепилась... Я купил журнал, взял сдачу, вернулся в такси. Откинувшись, я провел рукой по вдруг вспотевшему лбу.
- Тебе жарко? - спросила Заза. Она достала платочек и вытерла мое лицо.
- Я хочу, чтобы ты был очень красивым сегодня, - прошептала она и, очень осторожно, чтоб не нарушить раскраску губ, меня поцеловала. Узнавши тем временем дорогу шофер тронулся. Когда мы подъехали к довольно большому дому, половину фасада которого занимала лавка, я с собой уже справился.
При нашем появлении возникла некоторая суета. В лавке было несколько покупателей и хозяйка что-то отпускала. Увидав нас в такси она выбежала на тротуар, расцеловалась с Заза и я был представлен. Заза передала пакеты и цветы. Пакетов было много и букеты были большими. Магазин заперли, хозяйка усадила меня в саду в плетеном кресле и увела Заза, чтобы совместно с ней кончить приготовления. Из кухни доносился смех, восклицания, звон посуды и запах жареного. Не было ни малейшего сомнения в том, что Заза очень довольна, что ей весело, что она счастлива. Она что-то оживленно рассказывала и когда, время от времени, выходила, на порог, то щеки ее пылали и глаза блестели. Несколькими минутами позже появились еще приглашенные: слегка церемонный секретарь коммунального совета, с женой, пепельные волосы которой заставляли думать о волосах привидений; сравнительно молодая, - лет сорока пяти, - помощница заведующего сельскохозяйственным кооперативом и другие. Всех попросили в столовую, где ждал великолепный стол: белая скатерть, фарфор, серебро, вазы с цветами, привезенными Заза. Комната была большая, высокая, обои светлые, окна завешаны белым тюлем, смягчавшим солнечные лучи. Все было размеренно, все было приятно, все улыбались и всех радушней улыбалась хозяйка. Блюда которые она приносила, с помощью бывшей ее служащей, теперь равноправной коммерсанткой, - Заза, были одно другого вкусней. Напитки: вино и сидр, поблескивали в графинах и стаканах, где золотом, где рубинами. Оживленный разговор становился, иной раз, игривым, или двусмысленным, но ни разу я не услыхал ни одной вульгарной ноты.
Несмотря на это всеобщее хорошее расположение, несмотря на веселые и довольный улыбки, которыми меня награждала Заза, несмотря на то что бесхитростная радость ее мне была по душе, я не переставая чувствовал беспокойство. Я все время делал над собой усилие. Я постарался развлечь разговорами свою соседку, - помощницу заведующего кооперативом, - вступил в небольшое, как можно более расплывчатое, обсуждение политических известий, потом, внезапно {160} оказавшись в центре внимания, рассказал, как нам с Заза удалось, в короткий срок, развить и укрепить дело и, применительно к этому, обменялся с секретарем несколькими фразами об административных и налоговых придирках. Сам бывший коммерсант, он оказался очень в курсе этих вопросов. За курицей последовало жаркое, за ним второе жаркое, потом салат, овощи, сыры. Принесли фрукты, и хозяйка предложила шоколадный крем, пояснив, что он приготовлен и ей, и Заза, давшей, в последнюю минуту, ценные указания, что и позволило крему выиграть в сравнении с другими кремами. Заза весело побежала на кухню, вернулась с вазой и сама обнесла приглашенных.
- Вы любите шоколад? - осведомилась моя соседка, заметив, что крем особенно вкусен оттого, что не слишком сладок. Заза предложила посыпать сахарной пудрой, за которой снова пошла на кухню.
- Мадам Заза, - сказала хозяйка, - отлично готовит. Я это узнала когда мне пришлось ее как-то попросить помочь, в той квартире, где вы теперь живете.
Заза принесла пудру.
- Может крем не всем по вкусу? - спросила она. - Некоторые любят, когда очень сладко.
- Если крем недостаточно сладок, - заметила хозяйка, - то вины Мадам Заза в этом быть не может.
Но все единодушно запротестовали, говоря, что именно оттого, что крем не очень сладок, он так оригинально-приятен.
- Некоторая его горькость зависит от того, - сказала хозяйка, - что самый шоколад не совсем обыкновенный. Я нашла несколько таких плиток в одном из ящиков, в лавке, когда получила ее по наследству от брата, и спрятала их из-за оригинальной упаковки.
- Я сейчас принесу эту упаковку, она, правда, очень оригинальная, прощебетала Заза, выпорхнула в кухню и вернулась с таким мне страшно знакомым, прозрачным футляром в руках! И в нем был рисунок...
- Какая ваша жена хорошенькая, - прошептала моя соседка.
- Больше никогда я такой упаковки не видела, - произнесла хозяйка. Да и представитель, предлагавший шоколад этой марки, куда-то пропал.
Секретарь взял футляр, внимательно его осмотрел и вынул из него Зоин рисунок.
- Действительно оригинально, - сказал он. - И футляр. И рисунок. Смотрите: точно купола, сосны. Какой-то северный пейзаж, и небо... Вы говорите, что представитель этой марки больше не появляется?
- С тех пор, как я приняла магазин, он ни разу не был.
{161} Снова осмотрев рисунок, который, обойдя все руки, вернулся к нему, секретарь внятно и дважды прочел мою фамилию.