Я кивнул. Это действительно было глупо. Но я должен был признать, что подобными мотивами руководствовались многие из тех, кто сейчас трудится в банках и брокерских фирмах. Откровенность Кэти произвела на меня впечатление.
– Вам нравится ваша работа? – спросил я как можно более дружеским тоном.
– Да, во многих отношениях нравится, – ответила Кэти. – Мне нравится сумасшедшая атмосфера рынков. Мне нравится работать с людьми. Чего я терпеть не могу, так это лжи, неискренности, интриг, махинаций, необходимости демонстрировать свою силу.
– Тогда почему бы вам просто не отказаться от такого имиджа? – спросил я.
– Это невозможно, – возразила Кэти. – «Блумфилд Вайс» проглотит меня живьем. С этим нужно примириться.
И Кэти рассмеялась. В этот момент она совсем не была похожа на самоуверенную служащую банка. Лишенная своей холодности, Кэти казалась обычной интеллигентной девушкой, к тому же с красивыми глазами и доброй улыбкой. Несколько минут мы молчали.
– Расскажите мне о Робе,. – попросил я.
Кэти улыбнулась.
– Это вы должны рассказать мне о Робе.
– Нет. Я попросил первым.
– Ладно, – сдалась Кэти. – Он – неплохой парень. В сущности, даже очень милый. Мы встречались раза два и неплохо провели время. Но потом он вдруг стал ужасно серьезным. Слишком серьезным. Меня это пугало. Он сделал мне предложение, а ведь мы почти не знали друг друга. Я чувствовала какую-то неловкость, мне казалось, что я сама невольно подала ему эту мысль. Впрочем, теперь я так уже не думаю.
Тогда я решила, что лучше всего будет избегать его общества. Я не хотела, чтобы он питал какие-то иллюзии. Но потом он обманом, от имени одного из моих клиентов, зазвал меня в ресторан. Я была в бешенстве. С того дня, слава Богу, я его не видела. – Кэти помедлила. – Он всегда такой?
– К сожалению, очень часто, – сказал я. – Но ваш отказ он воспринял особенно тяжело. Думаю, он еще даст вам о себе знать.
– О Боже! – воскликнула Кэти. – Если вы можете как-нибудь подействовать на него, умоляю вас, помогите. Я испробовала все, что только пришло мне в голову. Он хороший парень, но этому нужно положить конец.
Я вспомнил рассказ Фелисити о бесконечных звонках Роба к Дебби, слова Клер о том, что в Робе есть что-то странное, и его вспышку в «Глостер армз».
– Будьте осторожны, – сказал я.
Кэти недоуменно подняла брови, но я уклонился от объяснений. Взяв по второму бокалу пива, мы проговорили еще примерно с час. Кэти убедила меня рассказать о своей семье, хотя обычно я не склонен обсуждать эту тему с почти незнакомыми людьми. Тем не менее, я рассказал ей о гибели отца, о болезни матери и о том, как я обманул материнские надежды на то, что стану фермером. Кэти мне посочувствовала. Как ни странно, ее сочувствие не вызвало у меня раздражения, как это часто бывало, когда я замечал в собеседнике неискренность. Напротив, в словах Кэти я нашел утешение.
– Хамилтон Макензи на самом деле такая холодная рыбина, каким кажется? – спросила Кэти. – Должно быть, с ним сложно работать.
– Часто его трудно понять, – признал я. – И в нем есть что-то от надсмотрщика. Он очень скуп на похвалы.
– Но вам он нравится?
– Я бы так не сказал. Скорее, я восхищаюсь им. В работе с рынками он великолепен, лучше его не найти. К тому же он – очень хороший учитель. Он невольно заставляет меня работать в полную силу, выдавать все, на что я способен. Честно говоря, для него я сделал бы что угодно.
– Должно быть, приятно работать на такого босса.
– Да, приятно.
– Он вам как бы отчасти заменяет отца?
Я неловко поежился.
– Такие мысли мне в голову не приходили. Но, думаю, вы правы.
Кэти похлопала меня по руке.
– Прошу прощения, мне не следовало этого говорить.
– Нет-нет, все в порядке. Иногда чувствуешь облегчение, поговорив с кем-нибудь откровенно. С тем, кто тебя понимает. Потеряв отца или мать, человек становится очень одиноким. Для него это – одно из самых тяжелых воспоминаний, а поделиться своим горем он ни с кем не может.
Кэти улыбнулась. С минуту мы сидели молча, потом она бросила взгляд на часы.
– Уже так поздно? Мне нужно идти. Благодарю за пиво. Теперь мне намного лучше.
Кэти встала. Почему-то мне не хотелось, чтобы она уходила.
– Мне тоже, – сказал я.