— Действительно, — согласился руководитель русского отдела разведывательного управления ЦРУ.
— Я тоже придерживаюсь такого же мнения, — кивнула Мэри Пэт.
— Что думаешь ты, Бен? — спросил Райан. — Ты верил этому парню с самого начала. Присланные им сведения поддерживают твою позицию, занятую еще в Гарварде.
Доктору Бенджамину Гудли не нравилось чувствовать себя загнанным в угол. За несколько месяцев, проведенных в ЦРУ, он постиг тяжелый, но важный урок: одно дело высказывать свою точку зрения в ученой среде, обмениваться мнениями за обеденным столом в преподавательском клубе Гарвардского университета и совершенно иное — здесь. Из высказанных в кабинетах Лэнгли мнений формируется политика государства. А это, понял он, и означает стать частью всей системы.
— Мне не хочется признаваться, но я изменил свою точку зрения. Здесь может сказаться фактор, не принятый нами во внимание раньше.
— Что это за фактор? — спросил руководитель русского отдела.
— Давайте посмотрим на ситуацию отвлеченно. Если Нармонов теряет власть, кто заменит его?
— Вероятным кандидатом становится Кадышев, у него шансы на это, скажем, один из трех, — ответила Мэри Пэт.
— В научном сообществе — да и вообще где угодно — разве это не является личной заинтересованностью?
— Мэри Пэт? — Райан перевел взгляд на нее.
— Ну и что? Разве он когда-нибудь лгал нам? Гудли решил следовать выбранной им линии, сделав вид, что идет чисто академическая дискуссия.
— Миссис Фоули, мне дали задание найти признаки того, что Спинакер ошибается. Я проверил все, к чему имел доступ. Единственное, что мне удалось обнаружить, — это едва заметное изменение тона его сообщений за последние месяцы. Их язык несколько изменился. Заявления Спинакера выглядят более определенными, в некоторых вопросах меньше сомнений, размышлений. Это, возможно, соответствует содержанию его докладов, но… но в этом может таиться и какой-то смысл.
— Неужели вы основываете свои заключения на том, где он ставит запятые? — фыркнула эксперт по русским делам. — Юноша, здесь мы занимаемся более серьезными делами.
— Как бы то ни было, мне необходимо представить наше заключение Белому дому, — напомнил Райан. — Мне придется сказать президенту, что мы согласны с информацией Спинакера. Давайте обратимся за консультацией к Эндрюсу и Кантровицу — пусть они приедут сюда и дадут заключение. Есть возражения? — Возражений не было. — О'кей, спасибо. Бен, ты не мог бы задержаться? Мэри Пэт, пусть у тебя будет продолжительный уик-энд. Считай это приказом.
— У нее болит животик, и мне не приходится спать, — объяснила миссис Фоули.
— Пусть Эд примет на себя ночную вахту, — предложил Джек.
— У Эда нет груди. Я ведь должна кормить ее, не забывай этого.
— Мэри Пэт, тебе никогда не приходило в голову, что необходимость нянчить детей — это заговор ленивых мужчин? — улыбнулся Райан.
Зловещий взгляд ее глаз скрывал за собой юмор.
— Да, каждое утро в два. Ну, до понедельника.
Гудли вернулся в кресло, когда остальные два участника совещания скрылись за дверями кабинета.
— Ну хорошо, теперь мы одни и вы можете кричать на меня.
Джек сделал знак, разрешая курить.
— Кричать — за что?
— За глупое предположение.
— Да какое же оно глупое? Ты первый высказал его. И, между прочим, хорошо поработал.
— Но не обнаружил ничего, что было бы достойно внимания, — проворчал гарвардец.
— Это верно, зато искал в нужных местах.
— Если это действительно важные данные, какова вероятность найти подтверждение из других источников? — спросил Гудли.
— Пятьдесят на пятьдесят, может быть, шестьдесят процентов, не больше. Мэри Пэт совершенно права. Мы получаем от Спинакера информацию, которую не всегда можно найти в других местах. Но и ты прав: если он одержит верх, это будет выгодно лично для него. Мне нужно сообщить об этом Белому дому до начала уик-энда. Затем приглашу Джейка Кантровица и Эрика Эндрюса прилететь сюда на будущей неделе и посмотреть на эти материалы. У тебя есть планы на уик-энд? — спросил Джек.
— Нет.
— Считай, они появились. Просмотри все свои записи и напиши заключение, хорошее и обоснованное. — Райан постучал пальцем по столу. — Оно понадобится мне утром в понедельник.
— Почему именно я?
— Потому что ты внутренне честный и беспристрастный человек, Бен. Когда ты изучаешь проблему, то делаешь это глубоко и тщательно.