— Мне такое даже в голову не приходило. Мы всегда считали, что бомба, к которой могут прибегнуть террористы… Но почему взрыв оказался таким слабым?
— Думаю, это связано с тритием. В пятидесятые годы у нас тоже были две шипучки — распад трития и его заражение гелием. Мало кто знает об этом. Таково мое мнение. Сам проект будет подвергнут дальнейшему изучению — мы создадим его модель на компьютере, — но после беглого осмотра могу сказать, что он достаточно совершенен. А-а, спасибо. — Лоуэлл взял у израильского техника компьютерную распечатку, посмотрел на нее и покачал головой.
— Саванна-ривер, реактор типа К, 1968 год — это был очень удачный год, — произнес он тихо.
— Значит, это тот самый плутоний? Вы уверены?
— Да, тот самый. Израильтяне рассказали об утерянной бомбе этого типа, массе плутония — за исключением стружек, он весь здесь. — Лоуэлл постучал пальцем по чертежам. — Весь, до последнего грамма, — повторил он и добавил: — До следующего раза.
Заместитель помощника директора ФБР, всегда проявлявший внимание к проблемам администрации и судопроизводства, Дэниэл Е. Мюррей с интересом следил за ходом суда. Странным казалось лишь то, что здесь место адвокатов занимали священники, но, черт побери, все шло удивительно гладко и беспристрастно. На весь судебный процесс хватило одного дня. Вынесенный приговор не слишком беспокоил Мюррея.
Они прилетели в Эр-Рияд на борту самолета, принадлежавшего принцу Али, оставив транспортный самолет американских ВВС в Беершебе. Приведение приговора в исполнение непристойно проводить с поспешностью. Приговоренным дадут время на молитву и раскаяние, никто не относится к этому случаю как-то иначе, чем к самой рядовой казни. Выдалась возможность сесть и подумать, но Райана ожидал еще один сюрприз.
Принц Али привел в квартиру Райана незнакомого мужчину.
— Меня зовут Махмуд Хаджи Дарейи, — сказал мужчина. Он мог бы и не представляться — Райан вспомнил его лицо по фотографии, имевшейся в досье иранского лидера. Досье хранилось в архиве ЦРУ. Райану было известно, что Дарейи в последний раз беседовал с американцем, когда правителем Ирана был еще Мохаммед Реза Пехлеви.
— Чем обязан вашему визиту? — спросил Райан. Али выполнял роль переводчика.
— Это правда? Мне говорили об этом, но я хочу лично узнать, правда ли это?
— Да, сэр, это правда.
— Почему я должен полагаться на ваше слово? — Возраст Дарейи приближался к семидесяти годам, у него было лицо с глубокими морщинами и черными гневными глазами.
— Тогда почему вы задали этот вопрос?
— Мне не нравится дерзость.
— А мне не нравятся нападения на американских граждан, — ответил Райан.
— Я не имел к этому никакого отношения, вы знаете это.
— Да, теперь мне это известно. Вы согласитесь ответить на мой вопрос? Если бы они обратились к вам с просьбой о помощи, они получили бы ее?
— Нет, — ответил Дарейи.
— Почему я должен верить вам?
— Убить такое количество людей, даже неверных, это преступление перед Богом.
— К тому же, — добавил Райан, — вы знаете, какой была бы наша реакция на это.
— Вы обвиняете меня в том, что я способен на подобное?
— Но вы же постоянно обвиняете в том же нас. Однако в данном случае вы ошиблись.
— Вы ненавидите меня.
— Да, я не испытываю к вам нежных чувств, — с готовностью признался Джек. — Вы являетесь врагом моей страны. Вы поддерживали тех, кто убивал моих соотечественников. Вы испытывали удовольствие от смерти людей, которых никогда не видели.
— И тем не менее вы отказали своему президенту в поддержке, когда он намерен был убить меня.
— Это не правда. Я отказался поддержать своего президента в намерении уничтожить город.
— Но почему?
— Если вы действительно считаете себя посланником Бога, как вы можете задавать такой вопрос?
— Но ведь вы не верите в Бога!
— Не правда. Я верю, как и вы, но по-другому. Разве мы так отличаемся друг от друга? Принц Али придерживается иной точки зрения. Неужели мир между нами пугает вас до такой степени? Или вы опасаетесь благодарности больше ненависти? Как бы то ни было, вы спросили меня о причине моего отказа и я отвечу на ваш вопрос. Мне предложили принять участие в уничтожении невинных людей. Я не смог бы жить с этим на своей совести. Видите, как просто. Даже если это смерть тех, кого мне, может быть, следует считать неверными. Неужели это так трудно понять вам?