— Дрю, я не какая-нибудь двадцатилетка, которая впервые отправляется в бар. Я могу справиться сама.
К разговору присоединяется моя сестра.
— А если она и не справится — там буду я.
Александра достает из своей большой кожаной сумки различные виды оружия.
— У меня есть газовый балончик, перцовый балончик, строго запрещенный электрошокер, и если все это не поможет… — она вытаскивает десятисантиметровый металлический жезл, который легким движением может достигать размера полицейской дубинки — с шипами на конце. — Я называю это яйцерезкой. Теперь тебе лучше?
Я киваю.
— Да, намного.
— Хорошо.
Она тихонько говорит что-то Стивену, потом Александра тоже забирается в лимузин. Я обнимаю Кейт, пытаясь запомнить это чувство. Ее голова лежит у меня на груди, и она дает мне обещание:
— Увидимся через несколько часов.
Я шучу.
— Никогда не поздно сбежать отсюда. Они нас никогда не смогут догнать.
Она хихикает. Потом поднимает голову и прижимается ко мне губами в мягком поцелуе. Потом бормочет:
— Я тебя люблю.
Я отклоняюсь назад и провожу пальцами по линии ее скул.
— А я всегда буду любить тебя больше.
Она улыбается в последний раз и исчезает в недрах жуткого лимузина.
ГЛАВА 11
Когда автомобиль с девочками уезжает, Мэтью говорит:
— Нам туда, парни.
Он показывает большим пальцем в сторону черного, блестящего, вытянутого лимузина, припаркованного в конце квартала.
Когда мы идем к нему, я спрашиваю Стивена:
— Ты или Александра разобрались со своим дерьмом?
— Э… еще нет. Но ее поведение определенно стало лучше. Я на самом деле никогда не волновался. Твоя сестра любит устраивать спектакли, но все мы знаем, кто на самом деле главный.
Да уж, это моя сестра.
Он бьет себя в грудь.
— Я — мужик.
У меня не хватает духу сказать Стивену, как он заблуждается, поэтому я просто хлопаю его по спине и говорю:
— Да, Стивен. Ты — мужик.
***
Наша первая остановка в Карневино, самом лучшем мясном ресторане Лас-Вегаса, где мы побаловали себя отменным ужином и первоклассным красным вином. Атмосфера была удивительной — высокие потолки, на полу Итальянский мрамор, антикварная мебель. Потом мы отправились в Гавана Клаб — элитный, старомодный бар, где курят сигары.
Именно здесь мы сейчас и находимся. Видите нас? Как мы сидим на мягких кожаных креслах в той маленькой приватной комнате. Скрученная вручную сигара в одной руке, и стакан с искрящейся янтарной жидкостью — в другой, а над головой кружит сильно душистый дым.
Уоррен закашливается в третий раз.
Я предупреждаю его.
— Хватит затягиваться.
— Ничего не могу поделать, — говорит он отрывисто. — Затяжка — это как рефлекс.
— Тебе лучше что-то «поделать» или вскоре из тебя вылетят легкие.
Я говорю по собственному опыту. Когда Мэтью и мне было по 12, мы стащили у отца несколько кубинских сигар и прикурили их на крыше дома родителей Мэтью. Потом мы с этой крыши блевали дальше, чем видели, едва не попадая в ничего не подозревающих прохожих на тротуаре внизу.
Уоррен пьет свой бренди и корчится.
— Это приобретенный вкус, — говорит ему Стивен. — Ты привыкнешь.
Уоррен смотрит в свой стакан.
— Почему мне этого захочется?
— Потому что, — я широко раскидываю руки, показывая на то, что нас окружает в этой комнате. — Это высокий уровень жизни, дружище.
Он морщит свой нос.
— Думаю, низкий уровень мне нравится больше.
Я беру в рот сигару и говорю с ней во рту:
— И снова, неудивительно.
Джек наклоняется вперед.
— Прежде чем мы отправимся дальше на наше главное мероприятие сегодняшней ночи, может, скажем тост да немного слов в адрес виновника торжества?
Стивен поднимает свой бокал.
— Поддерживаю.
Я улыбаюсь и встаю.
— Ну ладно. Я просто хотел бы сказать всем вам спасибо, что нашли время в своем занятом графике и смогли разделить со мной это знаменательное событие. Если уж уходить с шумом, то я хотел бы рядом с собой иметь вас, ребята, — я бросаю взгляд на Уоррена. — В той или иной степени.
Потом я поднимаю свой бокал.
— В моем случае, тост такой: за лучших друзей, которые только могут быть у мужчины. Спасибо.
Мы выпиваем. Мне хлопают, и я сажусь на место.
Встает Уоррен.
— Что же касается виновника торжества, то я буду первым.
Остальные парни предоставляют ему слово. Он выпрямляется, прочищает горло и с серьезным видом смотрит на нас.
— Я всегда считал себя волком-одиночкой из стаи хищников…