Чем большим патриотом ощущал себя австрийский немец, тем большим антисемитом он оказывался. Почему — понятно. В евреях они видели конкурентов, и часто евреи оказывались богаче и успешнее честного немца. Так что с появлением научного обоснования различия между расами австрийские немцы патриотично уверовали в арийскую миссию белого человека, который, по Блаватской, некогда владел миром. Кто ж ему запрещает снова владеть?
Кроме того, в те же годы языковые факты подтвердили и гематологические исследования. Оказалось, что у людей всего четыре группы крови, и по этим группам можно выявить, какие народы и где проживали. Тут-то расовая теория пополнилась еще одним замечательным звеном: теорией вырождения. По этой чудесной теории браки между разными расами приводят не к улучшению качества человека, а к его вырождению, то есть закреплению дефектных признаков. Это была отнюдь не немецкая идея, а всеобщая. В России она цвела не менее пышным цветом, чем в немецкой среде. Однако только в Германии она дала превосходный результат — породила национал-социализм. Но прежде она стала научным достоянием — со спорами, можно ли переливать белому человеку кровь негра или еврея, не отразится ли это на его умственных способностях, здоровье и потомстве, а потом уж одной из составных частей вошла в патриотическую философию Листа и Либенфельса — любимых философов Гитлера.
Гвидо фон Лист
К началу XX века Гвидо фон Лист был уже совсем не молодым человеком. Но он сохранил удивительное качество юности — смотрел на мир широко раскрытыми глазами. Это был искренний и наивный мечтатель, однажды уверовавший в силу и красоту языческих немецких богов (а случилось это с ним еще в далеком и счастливом детстве). С тех пор до конца дней он был верен своему идеалу.
Ученый немало путешествовал, его восхищали пейзажи Австрии и Германии — именно тут, в прекрасных творениях природы он видел торжество космической гармонии, которую мечтал вернуть в современный и для него ненастоящий мир. Прошлое ему всегда казалось важнее настоящего, и его он воспринимал восторженно, хотя и с известной долей сентиментальности.
Даже в молодые годы, когда его странствия проходили в веселых компаниях друзей, он испытывал вовсе не те чувства, что его приятели. Когда после дневного перехода они радовались отдыху и с удовольствием попивали алкогольные напитки, Гвидо фон Лист искал уединения, где всем сердцем открывался совершенному миру природы и обращался с восклицаниями к древним немецким богам. А однажды, путешествуя по реке к развалинам древнего римского города Карнунтума, где некогда германцы одержали победу, он совершил первое ритуальное захоронение восьми бутылок вина, расположив их в виде солнечной свастики под аркой Языческих Ворот.
Эта деталь биографии Листа не осталась без внимания Адольфа Гитлера. Он всегда помнил, что именно Лист первым в новейшей немецкой истории отметил 1500-летнюю годовщину легендарной битвы при Карнунтуме и увековечил священным ритуалом славу немецкого оружия и победу германцев над римлянами.
Гвидо фон Лист и в юные годы, и в старости негативно относился к тому, что принято считать буржуазной моралью и техническим прогрессом, он мечтал о счастливой земле предков — затерянном среди гор и лесов уголке, где жива вера в языческих богов, и народ наделен лучшими чертами древних ариев. Современность ему совсем не нравилась. Так что история и изучение текстов и старинных построек были той отдушиной, без которой он не мог бы и выжить.
Лист воплощал мечты лишь в литературных произведениях и пьесах, и эти книги и постановки, очевидно, были пропитаны такой страстью и целеустремленностью, что вызывали у публики воодушевление и любовь. Во всяком случае, так эти творения воспринимало доброжелательное к Листу окружение. Окружение было специфическим.
Карнунтум, или Языческие Ворота, — остатки древнего римского поселения, в котором некогда немцы одержали победу над римлянами
Увы, успех Листовых творений был связан не столько с литературным даром автора, сколько с тем, что к старости он стал ярым антисемитом. Именно эти настроения все больше и больше охватывали многонациональную Вену, особенно после массового переселения евреев из Галиции. Лист с его пангерманизмом и неприятием чуждого влияния евреев затрагивал в душе толпы отнюдь не самые романтические струны. Сам он вряд ли понимал, что аплодисменты звучат не его таланту, а его позиции.
Лист нападал на евреев и возвеличивал древних германцев. Публике это очень нравилось, ведь публика была не еврейской, зато евреи автора осуждали и относились к нему брезгливо.
В начале XX века старый идеолог ариософии увлекся исследованиями в области лингвистики. Это была популярная тема, в лингвистике тогда искали ответы на вопросы, откуда пришли в Европу ее нынешние жители. Лист написал многостраничный манускрипт об истории языка древних германцев и его связи со знаками рунического письма, причем в научный труд были введены понятия из оккультизма и каббалистики.
Так, например, в качестве знакового отражения стадий творения мира он называл древнейшие известные нам символы — свастику и трискелион. Даже геральдические знаки Лист интерпретировал как рунические древние символы, разобрав и систематизировав немало древних рыцарских гербов. Эти знаки он связывал с древним (утраченным) знанием жрецов Вотана.
Ученые восприняли исследование с усмешкой, зато мистики приняли книгу с восторгом. Самое занятное, что научные изыскания в этом труде соседствовали с мистическими откровениями. Ученые совершенно справедливо считали, что исследование написано дилетантом. Ни один серьезный исследователь не посмел соединить несоединимое — магию и науку. Но для Листа был важен не метод, а результат, цель. Цель всегда была одной: побольше узнать об истории древних ариев. Недаром он затеял хлопотное и трудоемкое дело — стал публиковать в теософских журналах цикл «Ариогерманских исследовательских отчетов», которые с интересом поглощал юный Гитлер.
Если Шлиман искал Трою по Гомеру, то Лист искал ариев по северным мифам — Старшей Эдде, исландским сагам. Наукой, конечно, эти труды Листа не стали, но ему удалось другое — возродить язычество в христианской Австро-Венгрии. Так им было положено начало движению неоязычников.
Главным их богом с легкой руки Листа стал Óдин (Вотан), который считался богом войны древних германцев и покровителем героев Валгаллы. Вотан, как известно, дал германцам оружие и научил их сражаться, он был богом тайного (герметического) знания, создал магию и умел беседовать с миром теней. Свои знания он получил страшной ценой, подвесив себя вниз головой на Мировом Древе Иггдрасиль, пожертвовав своим собственным глазом за право владеть тайнами мира. Вот как пишет об этом древняя Эдда:
Знаю, висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей, пронзенный копьем, посвященный Одину, в жертву себе же, на дереве том, чьи корни сокрыты в недрах неведомых. Никто не питал, никто не кормил меня, взирал я на землю, поднял я руны, стеная их поднял — и с дерева рухнул. (Перевод Л. Корсуна)Девять дней и ночей он провел на Мировом Древе, страдая от боли, голода и жажды, истекая кровью, зато обрел невиданное могущество: понял смысл и значение 18 рунических символов, то есть основы древнего языка, и теперь мог своим словом управлять миром. В результате этой инициации Вотан стал бессмертным, обрел силу, уничтожающую врагов, силу, позволяющую залечивать раны и обольщать красавиц. Казалось бы — легенда, какое она имеет отношение к современности? Но, в силу особенностей того времени, отклик получился неоднозначным и современным.
В древней германской истории добровольно «проживали» и другие современники, в основном молодые. Они основали движение под названием «Лебенсреформ» («Истинные реформы»). Это было движение, направленное на реставрацию естественного образа жизни, аналогичное толстовскому «опрощению».
Множество молодых людей образовали организацию «Перелетные птицы». Они стремились уйти «назад, в природу», то есть прочь из городов с дурной экологией и неправильным бытом, на землю, где жили предки. Чаще всего вылазки в природу были кратковременными, молодежь бродила по полям и лесам, восхищалась красотами немецкой природы, по старинным книгам и рассказам стариков возрождала немецкий фольклор и ритуалы. Науку самые продвинутые «птицы» презирали, медицинскими услугами старались пользоваться только под страхом смерти, зато с удовольствием оседали в сельских местностях, образовывали коммуны, как на нашей памяти это делали хиппи, отказывались от мяса, вместо таблеток пили травки, на природе ходили нагишом и осваивали восточные медитации (все повторяется, не так ли?). Это были лучшие читатели Листа. К ним-то он и обращался, выводя из мифологии некие «рунические заповеди»: