***
Когда срослись сломанные кости и затянулись раны, Анна впервые после бомбардировок поднялась на поверхность. Из подземных помещений наверх вела бетонная лестница, которая упиралась в тяжеленную дверь из металла в полметра толщиной – благо, она почти всегда была открыта. Было видно, что бункер в свое время основательно готовили к массированным ракетным ударам: после двери пришлось преодолеть еще одну лестницу, чтобы выйти из укрепленной бетонными блоками ямы.
То, что увидела Анна, напоминало мир из компьютерных игр про апокалипсис, которыми увлекались все парни в ее школе. И она сама себе напоминала героя этой игры: на ней была камуфляжная форма не по размеру, пропахшая сыростью – всё, что смогли для нее найти на уцелевших складах военной базы. Брюки еще были впору, зато рукава куртки приходилось закатывать. Волосы после всего пережитого ломались от малейшего прикосновения. Анна старалась лишний раз не расплетать косу, но прическа все равно выглядела неопрятно: обломанные волоски торчали тут и там в разные стороны.
На территории, где раньше располагались здания базы, пара бульдозеров разгребала обломки. Несколько десятков солдат вручную сортировали строительный мусор, откладывая то, что еще можно было использовать повторно.
Анна медленно огляделась, всматриваясь вдаль. Солнечный свет едва пробивался сквозь серые облака, но она все же смогла определить стороны света. Тулаар должен был находиться на юго-западе от военной базы. Его высотные здания всегда виднелись издалека, но сейчас на том же месте торчали лишь уродливые огрызки стен, которые по какой-то причине еще не рухнули.
Где-то там был и дом Анны в уютном старом районе – вернее, теперь-то его уже наверняка не было. Как не было и мира, в котором она жила – остался только тот, где ей придется стараться выжить.
– Пековски! – раздался женский голос со стороны входа в бункер. – Анна Пековски, вот ты где!
Миниатюрная женщина, едва ли не меньше самой Анны, выглядела, как подросток, только отчетливые морщины на лице намекали на ее истинный возраст. Да и погоны, как смогла определить Анна, у нее были явно офицерские.
Она подошла к Анне и повела ее за локоть внутрь со словами:
– Лучше не оставайся долго на улице, радиационный фон всё еще повышен. Пойдем, тебя нужно распределить куда-нибудь.
Анну привели в один из отсеков бункера. В небольшом помещении не было ничего, кроме письменного стола с горой бумаг и пары стульев. На стене под потолком гудел вентилятор, спрятанный за массивную ржавую решетку.
Женщина расположилась за столом и жестом велела Анне сесть напротив.
– Как себя чувствуешь после ранения? – спросила она, листая потертый журнал.
– Неплохо, – пожала плечами Анна. – Ноги еще болят, но я стараюсь много ходить по базе, и с каждым днем мне всё лучше.
Сделав какую-то пометку в журнале, офицерша спросила:
– Тебе шестнадцать, если я не ошибаюсь?
– Да.
– Выжившие родственники есть?
– Нет.
Женщина что-то задумчиво промычала, монотонно стуча колпачком ручки по столу.
– Смотри, Анна, – наконец, произнесла она, – в Тулааре осталось лишь несколько более-менее целых зданий, куда сейчас расселяют выживших. Там есть приют для несовершеннолетних. Его воспитанников не разрешается привлекать к работам по восстановлению города. Скоро из нашего госпиталя выпишутся еще пятеро подростков, и если ты хочешь, чтобы тебе хватило места, нужно поспешить.
Анна невольно скорчила такую гримасу, что офицерша ухмыльнулась.
– Второй вариант: ты остаёшься здесь, но придется много работать. Кухня, уборка, стирка – на это всё катастрофически не хватает рук.
Долго раздумывать Анна не стала.
– Пожалуйста, оставьте меня на базе. Я не хочу в приют, – твердо сказала она.
Губы офицерши растянулись в улыбке.
– Я и не сомневалась, что ты примешь такое решение. Давно заметила – ты не любишь сидеть на месте без дела… Прости, я так и не представилась – капитан Сильвия Фараго, – она протянула руку, чтобы пожать ладонь Анны. – По всем вопросам отныне можешь обращаться ко мне.
В тот же день Анну послали ассистировать на кухне, затем до самого вечера она отмывала пол в казармах… Поначалу от тяжелой работы все мышцы ныли так, что ночью невозможно было уснуть. Но день за днем тело привыкало к нагрузкам, и со временем Анна заметила, что ей не хватает физической активности в единственный в неделю выходной.
На поверхности вовсю отстраивалась заново военная база, и едва ли не первым, что возвели солдаты на расчищенной территории, была спортивная площадка. В свободное время Анна приходила туда и забывалась на несколько часов. Она никогда раньше не считала себя спортивной и откровенно недолюбливала школьные уроки физкультуры. Первые попытки подтянуться на турнике, очевидно, представляли собой жалкое и смешное зрелище со стороны. Но здесь побеждали только время и упорство. Поставить себе цель добежать от точки А до точки Б, приказать своим мышцам сделать правильное движение, повторить его определенное количество раз – что могло быть проще в ее разрушенной до основания жизни?
Уже скоро проходящие мимо спортплощадки офицеры с интересом смотрели, как солдаты, обступив турник полукругом, хором считают подтягивания Анны и подбадривают ее возгласами. Сама же Анна во время своих тренировок имела возможность наблюдать за жизнью базы – из кухни или прачечной всё же было непросто это делать. Она слушала, что рассказывают солдаты, кое-что спрашивала у них. Вскоре Анна научилась определять воинские звания и запомнила многих офицеров в лицо.
Среди обладателей высоких погон особенно выделялся один – еще не старый, но совершенно седой мужчина, командир базы генерал Тобиас Кауфман. Если сказать точнее, после бомбардировок он взял на себя управление не только армией: военная база теперь стала центром жизни всей округи. Здесь в подземных бункерах сохранился внушительный запас продовольствия, медикаментов и топлива. То и дело к военным приходили выжившие люди из Тулаара и просили еды или лекарств. Им никогда не отказывали.
Кауфман быстро проявил себя инициативным правителем: первым делом по его приказу отыскалась рабочая техника и грамотные специалисты среди выживших. В считанные недели была восстановлена не только наземная часть военной базы, но и гидроэлектростанция на реке, после чего на окраинах Тулаара стал на глазах расти новый поселок для мирных жителей. Воодушевленный генерал Кауфман набрал к себе в помощники активистов из числа гражданских и бросился восстанавливать всё, что можно было восстановить. Он налаживал связи с соседними регионами, которые хотя бы отчасти уцелели при бомбардировках. Анну поразили данные, озвученные генералом на одном из всеобщих построений: в радиусе трехсот километров сохранилось не более десятка городов и поселений, которые не превратились в пепелища целиком. На остальной территории выжившие люди в основном жили в вырытых землянках, питаясь пойманными птицами и крысами. Генерал с его активистами старались помочь всем. Тех, кто остался без крова, перевезли в города и отправили восстанавливать промышленные предприятия, а когда была проведена дезактивация почвы – огромные пустые степи стали превращаться в возделанные поля.
Жизнь возвращалась в Тулаар, и даже растения, основательно пожженные войной, вновь распускали листья в конце августа. И медленно, нехотя, из возрождающегося города исходила смерть. Тысячи мертвых тел даже спустя месяцы продолжали вывозить из разрушенных районов по мере того, как разбирались и расчищались завалы. По погибшим не проводили панихиду и даже не организовывали кладбище – оно бы просто превысило по площади сам Тулаар в несколько раз. Последним пристанищем для тех, кто не пережил ливень из бомб, стал огромный котлован за пределами города.
Однажды Анна всё же решилась побывать в районе, где когда-то жила. В свой выходной она села в автобус, который дважды в день курсировал между военной базой и Тулааром. Через двадцать минут она уже шла по улице, на которой выросла. Когда-то здесь жались друг к дружке старинные дома в два-три этажа. Гуляя вечерами по выложенному брусчаткой тротуару, можно было позаглядывать в окна, из которых то лилась тихая музыка, то пахло готовящимся ужином, то доносились чьи-то разговоры или семейная ругань. Этот уютный райончик жил как единый организм и, казалось, где-то в недрах под мостовой размеренно билось его сердце.