– Он не из наших? – спросила Анна.
– Из связистов, насколько я знаю.
Машина сбавила ход и остановилась на обочине. Солдаты не спешили выходить наружу и на несколько секунд замерли, прислушиваясь к тишине. Затем Йоан сказал:
– До нейтралки тебе придется дойти самой. Если поедем дальше, они могут услышать шум двигателя.
Анна взяла с сиденья приготовленную для нее гражданскую одежду.
– Ладно, ребята, отворачивайтесь, я переодеваюсь.
– Да здесь и так ни черта не видно, – издал смешок молчавший всю дорогу Эйнар.
Йоан схватил его за ворот куртки и развернул в противоположную от Анны сторону.
– Спасибо, – слегка раздраженно проговорила она и приступила к смене своего облика.
Впервые за несколько лет Анна надела что-то кроме военной формы – правда, это были те еще лохмотья трудноопределяемого цвета. Вероятно, когда-то это растянутое, вылинявшее нечто было джинсовыми брюками, черным свитером машинной вязки и серыми кедами. С собой в Ноленсию Анне не разрешили взять ничего, кроме расчески – той самой, что чудом нашлась на руинах ее дома.
– Ровно в шесть у пограничников Ноленсии смена караула, – продолжил давать наставления Йоан. – Тот, что шляется на этом участке, в это время будет находиться в двухстах метрах на север. Ориентиры помнишь?
– Куст, ель, еще раз куст, дуб, овраг… Я бывала в этих местах, – ответила Анна, уже облаченная в одежду, которая ничем не выдавала в ней военнослужащего. – Ну, я готова.
Сослуживцы обняли Анну на прощание. Она вышла из машины и побрела вдоль давно не знавшей ремонта дороги, которую лишь местами покрывал потрескавшийся асфальт. Пройдя несколько сотен шагов, Анна услышала, как дозорная машина развернулась и уехала прочь. Теперь тишину необитаемых степей нарушало лишь шуршание листвы растущих у дороги кустарников, от чего тело начало покалывать едва ощутимой тревогой.
Анна прошла около километра. На востоке начинало светлеть небо, когда она наткнулась на прямоугольный бетонный блок, перегородивший дорогу. Дальше она должна была свернуть на тропу, которая плавно заворачивала влево, прорезала небольшую чащу и вела к ближайшему наблюдательному пункту ревенских пограничников. Пробравшись сквозь заросли колючих сорняков, Анна добралась до нейтральной полосы, которая представляла собой заросшую травой и редкими низкими кустиками местность шириной метров сто. По обе стороны от нейтралки рос небольшой лесок. Здесь и проходила граница Ревены и Ноленсии. По обе стороны леска занимали позиции вооруженные дозорные, периодически в этих местах летали пули.
Прислушиваясь к каждому шороху, Анна почти ползком добралась до чужой стороны леса. В высокой траве была натянута колючая проволока. Отыскав поблизости сухую ветку, Анна приподняла ею проволоку и пролезла под ней, аккуратно раздвинув растительность. Затем она постаралась привести траву в максимально первозданное состояние.
Анна снова замерла и осмотрелась. Впереди были заросли куда гуще, чем там, откуда она пришла. Видимость в лесу на рассвете оставляла желать лучшего, но она все же разглядела ориентиры. Прокравшись мимо кустов, ели и дуба, Анна через несколько метров наткнулась на начало оврага, поросшего невысокими кривыми деревцами. Внизу было совсем темно и жутко. Она спускалась, раздирая кожу о колючие ветки, всё дальше и дальше. Под ногами хлюпала грязь, которая наверняка не высыхала здесь никогда. Анна боялась, что ее хлипкой обуви после этой прогулки окончательно придет конец.
По тому, как наверху медленно светлело, можно было понять, что прошло не более получаса, хотя Анне это время казалось вечностью. Вдруг она остановилась, прислушавшись. Рядом тихо затрещали ветки и раздался громкий шепот:
– Фурия?
Заросли кустарника раздвинулись, и оттуда выглянул черноволосый смуглый парень в темной гражданской одежде. Анна подумала, что где-то видела его лицо – возможно, они пересекались на построениях или стрельбах.
– Я Горностай, – тихо произнес незнакомец и жестом приказал идти за ним.
Еще пару часов они пробирались по лесу, пока не вышли к грунтовой дороге, которая больше походила на болото, перемешанное колесами машин и траками бронетехники. Парень провел Анну немного дальше, к развилке, и показал рукой направо, куда уходила одна из дорог.
– Километрах в пяти отсюда поселок Менолак, откуда Эмма, то есть ты, сбежала. До Альгуса километров тридцать, – Горностай показал в другом направлении. – Каждое утро, где-то в девять, здесь проезжает патруль. Ну, успехов. Мы еще увидимся, – он подмигнул Анне, развернулся и бесшумно скрылся в чаще, вглубь которой уходила едва заметная тропинка.
Солнце уже поднялось над сизыми облаками, которые на рассвете парили над горизонтом. Свет кое-где пробивался через кроны деревьев и ложился желтыми пятнами на траву и размокшую грязь. Анна села на землю у обочины дороги. В ногах чувствовалась легкая ноющая боль, а кеды промокли насквозь. Она сняла их, мельком подумав, что уже скучает по старым, но надежным берцам, в которых и в дождь, и в снег, и в любом болоте удавалось совершать марш-броски на многие километры. В конце концов, Эмма Линнегор служила в армии, почему бы ей не носить берцы, чёрт возьми? А сейчас не хватало еще подхватить ангину или чего похуже, и тогда о какой спецоперации можно говорить?..
Пока Анна с досадой размышляла о своих мокрых ногах, во рту становилось всё суше: последний глоток воды она сделала в дозорной машине перед тем, как попрощаться со своими солдатами. Постепенно жажда заполняла собой сознание, вытесняя остальные мысли. И когда спустя час Анна уже с интересом начала посматривать на лужу, которая образовалась на дороге в выкатанной колесами яме, где-то поблизости послышался шум автомобиля. Анна быстро натянула кеды и поднялась с земли.
Из-за поворота выехал небольшой пассажирский фургон, выкрашенный в камуфляжные коричнево-зеленые разводы. Через грязные окна было видно несколько фигур внутри. Машина приближалась, дребезжа какой-то болтающейся металлической деталью в своем нутре.
Анна пошла навстречу фургону. Тот остановился, поравнявшись с ней. Окно водителя открылось, и оттуда высунулась голова в кепке цвета хаки.
– Кто такая и что тут делаешь? – спросил небритый военный лет тридцати.
Состроить страдальческое выражение лица Анне не составило труда – пить хотелось так, что она почти не притворялась.
– Помогите! Прошу! – взмолилась Анна, для большей убедительности сложив ладони у груди. – Я из Менолака! Мои отчим и брат убиты, я не могу там больше оставаться! Меня тоже прикончат или изнасилуют! Пожалуйста, заберите меня с собой, у меня уже нет сил!
– Ладно, залезай, – сказал военный, но тут же произнес: – Стой! Обыщи ее, – обратился он к кому-то в салоне.
Из машины вышел молодой высокий солдат и, направив на Анну автомат, бесцеремонно ощупал ее свободной рукой со всех сторон. Он достал из кармана ее брюк расческу, что-то фыркнул себе под нос и засунул ее обратно.
– Порядок, – сказал он своему командиру.
– Теперь залезай, – бросил военный, который был за рулем.
Солдат с автоматом с деланной галантностью распахнул перед Анной дверцу. Она забралась в машину и села на свободное переднее сиденье, спиной к водителю и лицом ко всем остальным. Внутри сидели еще трое в военной форме и с оружием наготове. Четвертый солдат запрыгнул обратно в салон, с противным лязгом захлопнул дверцу, и фургон тронулся.
Через пару минут тот, что был за рулем, спросил:
– И как тебя зовут, малышка?
По всей видимости, он был старше остальных по званию, если таковые у них вообще существовали: никаких погон, шевронов и прочих знаков различия у вояк не наблюдалось.
– Эмма. Эмма Линнегор, – сказала Анна, глядя в окно на проносящиеся мимо деревья.
– Красивое имя, – процедил военный и тут же ввернул крепкое ругательство, когда машину качнуло на ухабе.
Анна мельком оглядела своих попутчиков. Они не производили впечатления военнослужащих какой-либо регулярной армии: сидели вразвалку, положив автоматы на колени, с расстегнутыми камуфляжными куртками, под которыми виднелась еще какая-то тонкая одежда разных темных оттенков. И внешность вояк была слишком уж разномастной: один длинный, другой совсем низкий, у третьего растрепанные немытые волосы выбивались из-под кепки…