Внешне эксперимент обставили просто, выполнение его особой аппаратуры не требовало. Аппаратура вообще была не нужна. Все наглядно, доступно и, главное, очевидно. Тем не менее научный эксперимент, поставленный американскими учеными, в котором участвовала Джуна, больше напоминал выступление циркового иллюзиониста. Минимум атрибутов, максимальный внешний эффект.
Требовалась фотопленка и шесть черных конвертов, которые обычно используются фотографами. Кассета с фотопленкой была принесена.
Чувствительность пленки высокая — двести единиц, как раз то, что нужно, чтобы к условиям эксперимента не было потом никаких претензий. Принесли и конверты из плотной тяжелой бумаги. Теперь самое сложное, но для профессионального фотографа легко выполнимое. От непроявленной фотопленки отрезали несколько равных кусков и положили каждый в конверт по два куска длиной двадцать сантиметров каждый. Конверты аккуратно закрыты, их разделили на две группы, по три конверта, и положили в другие конверты. На сей раз большие и белые. Один конверт — рабочий материал, другой конверт — материал контрольный.
Теперь дело за Джуной. Будь это в цирке, команда униформистов выстроилась бы сейчас в две шеренги, свет погас, лишь один яркий прожектор выхватывал бы из тьмы площадку, на которой происходит действие. Тишина, разрываемая барабанной дробью. А потом бравурный взрыв оркестра. Туш. Литавры. Эксперимент завершен. Иллюзионист раскланивается.
Тут все было иначе. Молчаливые американцы внимательно наблюдают за ходом эксперимента, стрекочут кинокамеры, запечатлевая происходящее до малейших подробностей. Но что, собственно, запечатлевать?
Джуна подержала плотный запечатанный конверт между ладонями не больше минуты. Затем протянула конверт американским ученым. Ее участие в эксперименте закончено. Теперь дело за американцами.
Они заберут конверты с аккуратными пометками «Обработанные» и «Необработанные» к себе в Америку. И уже там проявят куски фотопленки. Все двенадцать, по два в каждом черном конверте.
Так и было. В Америке пленку со всеми надлежащими предосторожностями проявили. И что же? Фантастика? Явь? Нет, явь, превосходящая самую смелую фантастику.
«Обработанные» Джуной куски фотопленки были не просто засвечены. На них запечатлелись красные, белые, розовые, синие и голубые пятна. И в центре каждого кадра яркая световая вспышка, напоминающая солнечную.
Это выглядело так. Пленка, а на ней кружки: белые — центр, от него отходят словно лучи, а вокруг белого пятна — красные, синие, розовые. И так почти по всей пленке.
Оказывается, пленка, использованная для опыта, имела три уровня восприятия света. При слабом световом воздействии она получает голубую или синюю окраску. Сильное световое воздействие фиксируется пленкой в виде красного цвета. А белый цвет говорит об очень мощном источнике освещения. «В некоторых местах, — рассказывали потом американцы, — пленка освещена так, словно ее вскрывали при ярком свете. Просто взяли и вскрыли, а не воздействовали руками на непроницаемые для света плотные бумажные конверты». Ученые зафиксировали два варианта засветки: на некоторых участках были цветовые пятна, а некоторые засвечены сплошь.
А что же контрольные куски пленки? Они были темны! Абсолютно темны! На них запечатлена беспросветная темнота.
Таким образом, фотопленка зафиксировала излучение, порождаемое руками Джуны. Значит, биополе существует. Поставленный американцами эксперимент — лишнее тому доказательство.
Отъезд из Тбилиси был внезапным, и даже Джуна с ее талантами провидицы не могла предугадать, что ей придется покинуть гостеприимный город, ставший для нее родным.
Она еще не ведала, что молва о ней, а главное, о ее необыкновенном даре дошла до Москвы.
Спустя годы Джуна вспоминала об этом отъезде так. Брежневу нужно было вылечить челюстные связки, что-то с ними случилось. Потом выяснилось — произошел разрыв. «Словом, когда я сказала, что готова помочь, мне дали сутки на сборы. А у меня Вахо полтора годика. Но кто бы стал меня слушать? Приказ!..» Взять можно только сына. А муж, что он мог сделать, тем более любви не было, по крайней мере со стороны Джуны. Джуна говорит о его поведении тогда: «Он отдал меня. Как коммунист не мог не подчиниться. Родина требует! Я улетела без него — с маленькой сумкой и маленьким сыном».
Джуна сделалась придворным медиком. Она лечила не только Брежнева, она лечила членов его семьи, Суслова, Громыко, Гришина, Промыслова и их родных и близких. Многих лечила Джуна. Казалось бы, при таких высоких связях она защищена от любых неожиданностей.