— А ты помнишь анекдот о Наполеоне? — сказал Бриш.
— Да, но русские это не французы, — возразил нарколог. — Юмор — понятие отнюдь не интернациональное. То, что смешно во Франции или в Китае, не обязательно должно быть смешным в России.
— Ну, это уж чушь собачья! — возмутился Михаил Бриш.
Зуев слушал Шопена. Не мигая, глядел он на Любу Медведеву, поэтому не расслышал, что ответил нарколог. Вдруг плечи Натальи вздрогнули, она рывком скинула руку мужа:
— Сейчас же едем домой!
Ему было непонятно, что случилось с Натальей. Раздувая побелевшие ноздри, жена пошла искать свои туфли. Люба прекратила игру. Иванов засобирался домой. Зуев тоже начал прощаться с Зинаидой Витальевной. Наталья курила. Казалось, один Бриш понимал, что с кем происходит. Он налил Наталье шампанского, выпил с ней и тоже решил ехать:
— Славик, для меня найдется место в машине? Я готов ехать на колесе.
— Какой разговор.
Раскрасневшаяся Люба, глотая слезы, наблюдала за сборами. Вдруг она топнула ногой, словно собираясь плясать:
— Я не хочу оставаться одна.
«Почему же одна, — подумал Иванов. — Здесь твоя дочь и мать».
По всем чаяниям, ему нужно было сказать что-то утешительное для Любы. Но он холодно сказал ей «до свидания», попрощался с Зинаидой Витальевной и залез в зуевскую машину. Наталья уже сидела на переднем сиденье. И тут Люба вдруг присоединилась к наркологу, после чего сложенный втрое Бриш захлопнул заднюю дверцу…
Зуев включил мотор, без разогрева вырулил на дорогу. Все уехали.
Зинаида Витальевна растерянно оглядела комнату, стол, беспорядочно заваленный едой и посудой. Пока она ходила смотреть, спит ли девочка, растерянность смешалась с жалостью к дочери, потом она ощутила горечь, а через минуту уже просто негодовала: «Какое он имел право? У Любы круглая дата… это хамство…»
…Медведев, расстроенный и совсем обескураженный собственным опозданием, приехал через пятнадцать минут после отъезда гостей:
— Зинаида Витальевна…
Она сидела на стуле заплаканная.
— Я виноват, Зинаида Витальевна! Я негодяй и болван. Только…
Она не стала его слушать. Не взглянув, пошла в свою комнату и, видимо, заперлась. Медведев хмыкнул и тяжело опустился в кресло.
Зуев успел посуху выехать на асфальт. Гроза начиналась тщедушная, какая-то вялая. Гром рокотал, но не очень охотно, молнии не сверкали, а вспыхивали, словно подмоченные. Люба не взяла даже плаща, но ей было не холодно между Ивановым и Бришем, хотя оба старательно прижимались к стенкам «Москвича».
— Куда мы едем?
— В Москву! — провозгласила Наталья, пробуя закурить.
— Правильно! — одобрил Бриш. — В столицу всего прогрессивного человечества. Если у Зуева хватит бензину…
Зуев включил дальний свет. Дождевые полосы, веером раздвигаясь по сторонам, поплыли навстречу. Шелест мокрых колес на всех действовал умиротворяюще, но только не на Наталью.
— Славик, ну что ты ползешь как черепаха? — кричала она и хватала его за колено. — Ну, что это такое!
— Наташа, нам надо бы поменяться местами, — Бриш пытался образумить ее. — Ты мешаешь не только мужу, но и водителю.
Бес какого-то полудетского возбуждения через нее вселился и в Любу. Зуев тотчас это почуял и в мальчишеском безрассудстве начал «давить клопа». Бриш многозначительно крякнул. Зуев сбросил газ.
Иванов все еще размышлял о том, куда девался Медведев. Он думал об этом и в то время, когда слушал анекдот Бриша, и когда сам рассказывал анекдот. Таким способом они отвлекали взбудораженную зуевскую жену, но анекдоты, как назло, быстро иссякли.
— Зуев! Обгони хоть этого! Ну умоляю! — кричала Наталья. — Нет, представляете? Миша Бриш ходил в Париже смотреть сексувки, а на Любу у него не хватило валюты! И тут она… Господи, Славка! Так мы до утра не приедем. Пожалуйста, ну покажи, на что ты способен!
— Тебе обязательно надо знать, на что я способен? — спросил Зуев, внимательно вглядываясь в налетающий дождевой веер.
Дождь быстро слабел. Грибная теплая августовская темнота упруго и неохотно отступала перед бегущей машиной.
— Ну, что ты за человек? — Наталья как сорока ерзала на сиденье. — Обгони хоть этого!
Он словно не слышал ее.
— Славка, ты трус!
— Да? — улыбнулся Зуев, не поворачиваясь к жене. — Может быть.
«Москвич», медленно набираясь пылу, вдруг задрожал мелкой едва заметной дрожью. Моторным гулом заглушило шелест резины. В приоткрытое ветровое стекло вместе с влагой и ветром ударил аптечный запах шоссе. Машина летела теперь с ревом, и все, кроме Натальи, сразу замолкли. Зуев, сильнее сжимая челюсти, одним кратким движением руки обогнул красные огоньки какого-то грузовика, но два новых красных огня сразу же замаячили впереди. Он газанул, не выключая сигнал левого поворота, обогнал и эту машину…