Медведев так и сыпал вопросами. Иванов не успевал отвечать. В деревне, похожей больше на дачный поселок, они остановились у небольшого, но очень опрятного домика, с садиком и какими-то ветхими сараюшками.
— Вот здесь и жил Женя Грузь, — сказал Медведев. — Мы, мерзавцы, так и не дали ему квартиру…
Медведев открыл калитку и провел гостя к уютной чистой сарайке, запрятанной в зеленых ветках берез и черемух:
— Не приглашаю тебя в комнату, потому что там хуже. Садись. Отдыхай. Можешь прилечь, если хочешь. Я сейчас.
И Медведев исчез в доме.
К Иванову вновь возвращалось представление о забытой медведевской стремительности, о его уме и энергии.
Сарайка с земляным полом была дощатой, обитой разорванными картонными ящиками. Железная кровать, застеленная байковым одеялом, занимала третью часть всей площади. Небольшой столик и два табурета занимали еще одну треть. Окна совсем не было. Зато на столе в углу имелась довольно сильная настольная лампа. Иванов выглянул было наружу, но приближавшийся Медведев не дал ему разглядеть садик и задворки дома:
— Знаешь, нам все равно никто не поверит, что мы не пили. Поэтому я и притащил бутылку муската. Открыть?
— Как хочешь. — Иванов пожал плечами. — Ты не пробовал устроиться на работу в городе? Как-то не очень прилично: кандидат наук строит сушилки. Все-таки эпоха НТР и прочее.
— НТР? Голубчик, все это чушь собачья! Придумали на потребу тому, кто придумывал. А знаешь, что Федор Иванович Тютчев сказал об ученых? Он говорит, что все они похожи на туземцев, которые жадно бросаются на вещи, выброшенные на берег после кораблекрушения. Как в воду глядел…
— Ты отрицаешь научно-техническую революцию? — удивился Иванов.
— Куда ни ступи — везде одни революции. В Иране — социальная, в Швеции — сексуальная. В Италии… Мальчики из красных бригад требуют миллионные выкупы за похищенных. Отрезают заложникам уши и посылают родственникам. Тоже ведь революционеры, черт побери! Нет, я не революционер.
— Кто же ты? Либерал?
— Я консерватор. Отъявленный ретроград. И, представь себе, даже немножко этим горжусь.
Иванов вздохнул:
— Я тоже не прочь бы стать ретроградом. Но меня тут же попрут с работы.
Медведев засмеялся:
— А, теперь понял, почему я сушилки строю?
— Но это ж не по-хозяйски!
— Что? Оставлять корабельные вещи на берегу?
— Да нет! Не по-хозяйски, когда кандидаты наук строят сушилки.
— Согласен, — Медведев ловко и быстро резал хлеб, колбасу и редис, ополаскивал стаканы и наливал в них ряженку из большой стеклянной посудины. — Я знаю, что это преступно. Но что делать? Женя Грузь получал меньше двухсот рублей в месяц. А директор совхоза платит моим ребятам оё-ёй! Лично меня в ареопаг не берут. У меня нет прописки. Да и не в этом, собственно, дело…
— В чем же еще?
— А в том, что едва ли не все наши НИИ… Как бы тебе сказать? Работают сами по себе. Помнишь Твардовского: «Это вроде как машина „скорой помощи“ идет, сама режет, сама давит, сама помощь подает». Ты видел эту башню? «Институт по перераспределению стока…» Боже ты мой, «перераспределение стока»! Какое перераспределение? В природе все давно и надежно распределено. Да они просто гонят деньгу, эти злодеи! — Медведев, смеясь, прихлопнул залетевшего комара. — Очередная кормушка…
Ряженка действительно была холодной и вкусной. Иванов вспомнил, что не обедал, не стесняясь, навалился на редиску и колбасу. Некоторое время они ели молча. Медведев с веселым видом говорил о грустных вещах:
— Как ты думаешь, чем объяснить массовое самоубийство китов? По-моему, киты протестуют. Они не хотят жить в отравленных водах. А мы — перераспределение стока…
По-видимому, у него давно не было добросовестных слушателей. Он торопился:
— Останавливать надо не только гонку вооружений, но и гонку промышленности. Техника агрессивна сама по себе. Покоряя космос, мы опустошаем землю. Технический прогресс завораживает обывателя. Все эти теле-, само-, авто- порождают соблазны чудовищных социальных экспериментов. Насилие над природой выходит из-под нравственного контроля. А человек — часть природы! Следовательно, мы сами готовим себе ловушку? Самоистощение и самоуничтожение… Иными словами: самоубийство. А ведь началось-то все с обычного самохода и самолета, каково, а? — Медведев вскинул бородатую голову. — Безграничное доверие ко всему отчужденно-искусственному. К водопроводной воде, например, к газетной строке. А к лесному ручью и к устному слову — никакого доверия!