— И все же такие бывают, — мягко ответил Джеймс. — Когда ты встретишь ту, которая предназначена для тебя, ты сразу ее узнаешь.
Только не в этой жизни, мысленно возразил Дейв. Любовь, поцелуи при луне и прочая слезливая чушь — все это не для меня. Кто любит — уязвим; уязвимость — это слабость, а я научился не давать воли слабостям. Ни в бизнесе, ни в личной жизни — нигде и никогда!
— Гм…
Джеймс снова вгляделся в лицо сына. Поёжившись под его проницательным взглядом, Дейв резко встал, отошел к окну и невидящим взглядом уставился на высокие сосны.
— Понимаю, — проговорил Джеймс. Дейв сосчитал до десяти. Очень медленно.
Очень старательно. И только после этого позволил себе обернуться.
— И что же ты понимаешь? — поинтересовался он, мысленно негодуя на себя за то, что хочет услышать ответ.
Ты несчастлив, потому что нашел ее — а потом позволил ей уйти.
Медленно, неохотно зима уступала место весне.
В особняке Бенедиктов появился новый обитатель. Когда сэр Эдмунд покинул больницу, выяснилось, что идти ему некуда: вместе с постом директора корпорации «Бенедикт» он лишился и лондонской квартиры, принадлежавшей компании. Узнав, что больному старику негде жить, Грейс возблагодарила судьбу за то, что сумела сохранить для него семейное гнездо. Она перевезла в особняк его вещи и, несмотря на недовольство тети Хетти, осталась, чтобы ухаживать за свекром.
Сэр Эдмунд по-прежнему рычал на нее, словно раненый медведь, но Грейс понимала: его враждебность — лишь способ справиться с невыносимым горем. Пройдет время, и он смирится с потерей сына. Старик больше не пил, и Грейс следила за тем, чтобы он правильно питался. Со временем она начала замечать, что горе его смягчается, в нем возрождается интерес к жизни. Однако, чтобы полностью оправиться от удара, сэру Эдмунду не хватало работы; ему нечем было занять себя, и мысли его постоянно возвращались к трагической гибели сына.
Начало марта выдалось теплым и солнечным. Накормив обедом сэра Эдмунда, Грейс решила выйти прогуляться. Она неторопливо шагала по лужайке, щурясь на солнце и радуясь приближению весны.
Однако, как ни старалась Грейс открыть свое сердце навстречу солнечным лучам, улыбка ее недолго держалась на устах. Ах, если бы вместе с природой ожила и ее измученная душа! Тяжело вздохнув, Грейс прикрыла глаза. После разрыва с Дэвидом Бертоном — человеком, которому она наивно поверила, в которого безумно влюбилась, ее снедала горечь отчаяния.
Она пыталась уверить себя, что вовсе не любит Дейва. Некоторое время это помогало. Дня два или три она всерьез верила, что Бертон ей ненавистен. Пожалуй, это было единственным, что связывало ее с сэром Эдмундом: тот тоже всей душой ненавидел человека, лишившего его любимого дела.
Но, увы, Грейс не умела обманывать себя до бесконечности.
Воспоминания о Дейве преследовали ее, не давали покоя ни днем, ни ночью. Холл, кухня, даже ее спальня — все было полно призраками прошлого. Но и вне дома Грейс не оставляла сладкая горечь воспоминаний: стоило выйти за дверь — и вспоминалось, как Дейв позволял ей выбрать ресторан и заказать ужин, как восхищался ее платьями, никогда не критиковал ее прическу и макияж… С чего она взяла, что он похож на Грега? Совсем, совсем не похож! Господи, почему же она этого не ценила?!
Даже во сне сердечная боль не оставляла ее в покое. Стоило сомкнуть глаза — и Грейс проваливалась в горячечные грезы о сильных и нежных руках Дейва, о его жарких поцелуях…
Не только тело ее тосковало без Дейва — душа страдала еще сильнее. Грейс страшно не хватало того Дэвида Бертона, которого она успела узнать. Того, что вставал раньше всех, ездил в магазин и готовил на завтрак оладьи. Мужчину, способного заменить лампочку и в метельную ночь поддержать огонь в камине. Мужчину, способного на безоглядную щедрость и бескорыстную доброту. Мужчину, которого она…
Но это слово Грейс произнести не могла — даже про себя. Слишком страшная боль сжимала сердце при одной мысли об этом.
И вообще, лживый эгоист Дэвид Бертон не заслужил ее любви!
Испустив очередной тяжелый вздох, Грейс опустилась на землю, растянулась на пожухлой траве и закрыла глаза, отдавшись ласке весеннего солнышка, отчаянно стремясь улететь мыслями в какую-нибудь далекую страну, куда не последует за ней Дэвид Бертон.
— Но куда? — прошептала она. — Куда мне бежать от него? Где найти покой?
Она не знала, долго ли пролежала на траве. Быть может, она задремала, а быть может, про сто замечталась, но мгновенно вышла из транса, когда что-то мягкое и влажное прошлось вдоль ее щеки. Грейс распахнула глаза.