Будущее нарисовалось быстро в виде орущего свертка, страдающего то соплями, то поносом, то зубами, то просто плохим настроением.
– Сами дети! – сокрушалась Наткина мама, наотрез отказавшаяся сидеть с внучкой («Мне пока не сто лет, чтобы забыть о собственной жизни. С вами двумя нахлебалась выше крыши. Хватит. Пора и о себе вспомнить!»). – Чем думали? На кой рожали?
Натка на маму немного обиделась. Глупая, конечно, была. Когда самой сорок исполнилось, все поняла и простила. Ну не хотелось ей в сорок лет ни пеленок, ни какашек, ни сюсюканий. К тому же и не бабушкой она вовсе была, а мамой двенадцатилетней – маленькой еще – Аленки. В общем, не хотелось внуков, и все. А вот Натке ребенка в восемнадцать хотелось, и даже очень. Потому что от него – от любимого. И не страшно, что снимают комнату в коммуналке, и плевать, что с деньгами плохо. Главное, появилась дочурка. И теперь все будет легко, радостно и просто прекрасно.
Самое интересное, что так и было. Натка взяла академку и наслаждалась материнством. Даже научилась правильно варить макароны и жарить картошку. Андрюша хвалил, ел за обе щеки, довольно целовал жену и шел ругаться с соседями за право занять общую ванную именно в девять вечера и непременно на полчаса: «У малышки режим, просьба с этим считаться». Купали Ниночку в четыре руки, стараясь не замечать ни ржавчины по краям старой, потрескавшейся ванны, ни запаха ацетона (соседка Татьяна, зарабатывающая на жизнь проституцией, ежедневно перекрашивала ногти), ни развешанного на батарее штопаного белья алкоголика Степана – дядьки доброго, но несчастного (ни семьи, ни работы. Из друзей – одна беленькая. Вот и латали ему носки то Татьяна, то Натка, то еще кто из сердобольных соседок). Андрей иной раз носки эти все же подмечал. Кривился, поджимал губы и шептал Натке в ухо:
– Мне новые всегда покупай, хорошо?
– Хорошо, – важно отвечала Натка, словно носки эти были величайшей ценностью на земле.
Из коммуналки уехали, когда учились на пятом курсе: какая-то бездетная тетушка мужа скончалась, оставив после себя однокомнатную квартиру. Родители Андрея подсуетились, подняли связи и отвоевали-таки у государства эти метры еще до всеобщей приватизации. Обмен с доплатой сделал молодую семью обладателями малогабаритной двушки на окраине столицы. Перспективы были самые радужные: автобусная остановка возле подъезда через два года, метро через пять и целый вагон счастья незамедлительно. Натка ходила по квартире с блаженной улыбкой и жмурилась от яркого солнца, что заливало комнаты через еще не занавешенные окна. Натка снова училась, Ниночка ходила в ясли, Андрея после защиты ждали сразу три ведущих архитектурных бюро. Он так раздухарился, что даже предложил жене бросить переводы: