Лускель оглянулся на Героя. Посмотрел пару секунд.
— Ладно. Ты прав.
— Конечно, я прав. — Как меня достало вечно притворяться последователем мифического бога и фанатиком ритуалов. — Много у тебя ещё травы осталось? Новой в пещере месяца два расти.
— На два месяца должно хватить.
— Хорошо. И зря ты с девкой не дал развлечься. С новенькой всегда приятней. Дал бы сбросить парням напряжение.
— В Писании так написано. Нельзя портить.
Поплыл Лускель. Совсем уже вжился в роль. Небось уже и сам верит в писанину на тех листах, что мы нашли возле входа в пещеру. Хотя, рецепт, отпугивающий Некрозверей и правда работает.
— Кроме тебя его никто не читает. Ладно. Поздно уже что-то менять. После ритуала снова возьму парней. Приведу свежее мясо. Уж с ним не запрещай играть.
— Оно от ваших игр быстро портится, — усмехнулся Лускель. — кончай Героя и пойдём проводить ритуал.
А вот это хорошо сказано.
Я подошёл к Герою. Лускель подобрал с земли его доспех и начал в нём копошиться. Привычки разбойника всё ещё преобладают в Верховенстве. Воздушный Серп сформирован. А это что?.. Руны?
— Генрок, у него на рубашке руны? И на штанах вроде тоже?
— Ага. Сплошняком. Никогда такого не видел.
Вот же болван!
— А если б тебе голову оторвало, пока ты его щупал?
— Так руны же. Они магию ведь… не того.
— Идиот. С чего ты взял, что его рубашка только рунный артефакт? Может смешанный?
Но с другой стороны, раз уж с парнями ничего не случилось, вряд ли моё заклинание отразится или типа того.
Прощай Герой.
— Постой! — крикнул за спиной Лускель. — Смотрите!
Вокруг Лускеля быстро собрались все наши. А тот держал в руке флакон с микстурой. И что в этом такого?
— Смотри, — протянул он ко мне руку. — Неклист. В его доспехе лежал. Это знак, который нам послал Ыршыг. Он хочет именно его в жертву!
Лица остальных идиотов просветлели, будто они познали запретную истину.
— Берите Героя. Его ждёт крест! — патетично прокричал Лускель.
Совсем Верховенство поплыл.
Что происходит. Всё кружится.
— «Влад! Ты меня-я… слыши-ишь? Хе-хей! Рахлес! Они тебя чем-то накачали. Из-за этого… я какую-то дичь несу.»
— «Ты часто её несёшь и без наркоты.»
Почему веки такие тяжёлые? Без рук мне их не поднять.
Что? Руки тоже тяжёлые? Вроде нет. Они ведь даже не висят.
— Кажется, очнулся. Зуркен, он очнулся!
— Не ори. Я здесь. Ослабление уже наложено.
Рахлес! Соберись! Давай!
Начал трясти головой. Стало легче.
Открыл глаза. И зачем я это сделал? Это не то, что хочется увидеть поутру.
Соберись!
— «Эта часть плана успешно выполнена.»
— «А-а! Так это часть плана! Теперь я спокоен!»
Вот и она. Теперь придумал, как буду её называть. Блондинка. У неё красивые, длинные светлые волосы. Думаю, что красивые. Сейчас они все в грязи. Дождь не сильно очистил их от неё. Висит. В сознании. С таким же недоумением смотрит на происходящее между нашими крестами действо.
Теперь время подумать о себе. Руки привязаны верёвкой. Ноги тоже. Но я стою на земле. Не подвешен в воздухе. Верёвки выглядят солидно. Такие на раз не порвать. Внизу под ногами таз. Для крови, как я понимаю. Чуть в стороне хворост, что я в прошлый раз разглядел под крестом. Видимо, костерок — кульминация ритуала, когда с неба не льёт дождь. Сегодня другая программа.
Соберись!
Что ещё?! Я голый. Полностью. Как и Блондинка. Знак на груди. Какая-то каракуля. Кровь. Но с чем-то ещё. Вода рисунок не смывает.
Рядом стоят двое. Грустят поди, что не могут принять участие в… этом. Слева Зуркен. Справа… Рахлес его знает.
И мне плохо. И дело не в местной наркоте. Моему Телу на Катиноле больше лет, чем всем остальным моим составляющим. Наркотики на меня будут действовать слабее, чем местные Хайзенберги рассчитывают. А вот Ослабление действительно мешает.
— Ты Зуркен, так ведь?
Как трудно говорить.
— Хватает сил на болтовню? Ты крепче, чем я думал, — усмехается он.
— Я просто в грязи и под холодным дождём не трахаюсь. Вот и здоровый. Ха-ха-ха-ха.
Было больно. Хороший удар. Место не то.
— Ты, наверное, грустишь, что приходится меня здесь сторожить. Тоже хочешь к ним присоединиться?
— Тут ты прав. Торчать тут с тобой удовольствия мало.
— Это я вижу. Многие парни там тоже грустят. С девками у вас напряг, и ты здесь торчишь. Никакой справедливости.