— Но я твердо уверен в том, — продолжал Георгий, будто не расслышав вопроса, — что вы можете спасти себе жизнь, если поможете нам в одном деле.
— Говори, Георгий, я слушаю тебя, — в голосе Дмитрия снова появилась надежда.
— Помогите мне взять живым Чако.
— О-о-о! — в отчаянии простонал Дмитрий. — Это невозможно, он убил моего дядю и держится от нас на расстоянии. Мы видели его несколько раз, но при нашем приближении он уходит. Волк, а не человек! Нет, Гоги, что угодно, но не это, — упавшим голосом закончил Дмитрий.
— Я сделаю так, что он к вам придет, — сказал Георгий.
— Э-э-э, ни за что не придет!
— Нет придет, вот увидишь.
— Но как ты это сделаешь?
— Послушай, Дмитрий, мне надоел этот разговор с темнотой, — сказал Георгий, спокойно усаживаясь возле костра. — Выходи сюда, и все обсудим.
Из темноты появился огромный детина с карабином в руках и опустился на землю по другую сторону костра.
— Слушай внимательно, — начал Георгий, разглядывая Дмитрия, а сам подумал: «Ну и родственничка мне бог послал!» — Завтра я арестую твою мать и братьев, но сестру оставлю на свободе. Она будет два раза в день носить им передачи. Передачи эти у нее буду принимать я. Пусть носит все, что захочет. Кроме хачапури[8]. Но когда она принесет хачапури, я буду знать, что Чако у тебя лежит связанным. Понял?
— Э-э-э, Георгий, зачем так сложно? — покачал головой Дмитрий. — Пусть только этот Чако покажется мне на глаза, я его и так схвачу и приведу к тебе.
— Глупый ты человек, Дмитрий, — укоризненно сказал Георгий. — Ты что, забыл закон гор? Хочешь, чтобы потом родственники Бестаева вас обоих убили? Нет, сделаем так, как сказал я.
— А моя мама,братья?
— С них не упадет ни один волос.
— Но как ты сделаешь, чтобы Чако к нам пришел?
— А вот как. Завтра я в твоем селе соберу коммунистов и комсомольцев, приглашу из района двух милиционеров, и мы направимся в горы искать тебя с Антоном. Вы в полдень должны находиться на скале, что стоит у входа в ущелье. Знаешь эту скалу? Ну, вот. Как только мы войдем в ущелье, вы нас обстреляете. Сделаете по пяти выстрелов. Мы тоже откроем огонь, но вы должны тут же убежать обратно в горы. Мы вас, конечно, не найдем, я постараюсь, чтоб было так, и тогда вернемся в село и я арестую твою мать и братьев. Понял? Сам знаешь, что обо всем этом сразу же будет известно во всех селах, в том числе и в селе Бестаева. Чако, конечно, тоже сообщат. Он решит: раз вы обстреляли милицию, значит, вы стали настоящими бандитами. И он постарается с вами встретиться, чтобы привлечь вас на свою сторону. Он ведь теперь один и будет стремиться собрать себе новую банду. Теперь понял, Дмитрий?
— Да, Георгий. Только как я сообщу сестре, чтобы она положила в передачу хачапури?
— Это твоя забота. Пошлешь к ней ночью Антона, — сказал Георгий, собираясь в обратный путь. — А сейчас мне пора. До свидания, Дмитрий.
— До свидания, Георгий.
— Да, завтра будьте осторожней, не убейте кого-нибудь из наших. Стреляйте поверх голов. Понял?
— Все понял, Георгий.
На другой день Шавлухашвили устроил стрельбу в ущелье, вечером арестовал родственников Дмитрия и увез их в район, а через неделю в узелке сестры Дмитрия обнаружил хачапури. Позвонил в Тбилиси Михаилу Александровичу Григолия и сказал, чтобы он приезжал за Бестаевым. Главарь банды лежал связанный под охраной Дмитрия и Антона. Ну, а остальное все было просто: милиционеры окружили их стоянку, для отвода глаз постреляли немного в воздух и привели всех троих в районное отделение милиции. Бестаева потом судили, а Антон и Дмитрий вернулись в колхоз и стали честно работать. Много лет спустя Дмитрий был избран председателем этого колхоза...
А сколько таких или еще более сложных, более опасных случаев на счету Георгия Шавлухашвили! Не было такой банды на территории Закавказья, в ликвидации которой он не принимал бы участия. К Шавлухашвили обращались всегда, когда требовался человек хладнокровный и решительный, хорошо знающий оперативную работу, мастерски владеющий оружием, способный на любой риск.
Так еще задолго до войны Георгий Шавлухашвили знал, что значит незаметно подобраться к противнику, обрушиться на него внезапным, ошеломляющим ударом. И когда летом 1942 года лейтенант Шавлухашвили оборонял со своей ротой Твиберский перевал, он сначала на свой страх и риск, или, как он потом писал в объяснительной записке командиру полка, «по собственной инициативе», а затем по заданию командира дивизии устраивал дерзкие вылазки в тыл противника.