— Чего они хотели?
— Да так… поговорили и пошли. Я им ничего не сказал.
Кысучан постоял, потом пошел к двери. Обернулся:
— Правильно я поступил?
— Правильно… правильно, — успокоил его Мурзин.
Эти трое никак не шли у него из головы. Может, это ребята из бригады? А что, если они ищут его! Но может быть, это агенты?
Однако долго думать Мурзину не пришлось. В тот же вечер в домик Кысучана ввалились трое. Мурзин хотя и успел вытащить пистолет, но сразу же положил его на стол.
— Товарищ майор, так это вы? — закричал с порога тот, что был повыше.
С этими словами он подскочил к столу, поднял Мурзина со скамьи, обнял так, словно хотел задушить его.
— Костя! — закричал Мурзин.
Это был Костя, кашевар бригады. С ним пришли чешские партизаны Эмил и Тонда.
— Откуда вы взялись?
Как выяснилось, их послал капитан Степанов с заданием разыскать штаб бригады и командира. Они долго ходили по горам и глухим деревушкам, дважды попадали в окружение.
— Штаб мы так и не нашли, — закончил свой рассказ Костя.
— А Степанов? Другие командиры? — не успокаивался Мурзин.
Степанов создал сильный отряд в Гостынских горах. Петр Сибиряк установил связь с группами, действующими в районе Всетин, Визовице, Валашские Клобоуки. У Валашского Мезиржичи действует группа Москаленко.
— Воюем, товарищ майор, воюем! Вот только руководителей нам не достает… и связи с фронтом…
— Со временем все будет! — радостно воскликнул Мурзин. — Ох, эти кашевары! А помнишь, как в наказание за болтовню при переходе в Моравию тебе пришлось сдать оружие?
— Помню, товарищ майор! Как такое не помнить, но в тот раз вы были несправедливы ко мне…
— Ах, ты еще дерзить!
Смеялись и шутили до поздней ночи.
Потом Мурзин никак не мог уснуть, а утром сообщил партизанам, что вернется вместе с ними. Они стали возражать, видя, с каким трудом он ходит по горнице. Пуля из щиколотки вышла вместе с гноем, но рана еще не зажила. Но они знали, что, раз он уже решил, отговаривать бесполезно.
Вечером отправились в путь. Мурзин сидел на винтовке, которую несли два партизана, и держался за их плечи. Чередовались по двое, потому что часть дороги их сопровождал Зетек.
На рассвете Зетек распрощался с ними. Обнялись они с Мурзиным крепко, по-мужски.
В дальнейшем один из них шел впереди как разведчик, а двое несли командира. Шли только ночью. Когда начинало светать, останавливались в каком-нибудь домике на отшибе.
Первый снег, выпавший так некстати, в ноябре весь сошел. Однако идти было трудно. Пробирались заброшенными дорогами и тропами, сторонясь городков и спящих деревень.
Наконец перед ними выросли горы, покрытые густыми лесами.
— Вот это — наша территория, — заметил Костя.
Декабрь шел к концу. Уже несколько раз сменились больные на остальных одиннадцати койках. Не произошло никаких перемен только в судьбе Папрекаржа.
Пришли рождественские праздники. Папрскарж очень любил их. Он не был верующим человеком, но рождественские праздники почему-то умиляли его.
Сиделки и больные, которые могли ходить, устроили в палате рождественскую елку. В сочельник зажгли на ней несколько свечек, уселись в кружок, пели… Про Иисуса Христа, про любовь, про радость, про мир и покой на земле… У елки сидели все, кроме Папрекаржа и его стражника.
Грустно звучали слова песни:
А потом нерешительно затянула сестра Белармина:
Тут Папрскарж не выдержал и в темноте тихонько заплакал.
Успокоившись немного, Папрскарж с удивлением посмотрел на стражника. По лицу его катились слезы.
12
Холодная декабрьская ночь. Небо затянуто снеговыми тучами. Как разозленный пес, воет и скулит ветер. Переговариваются деревья. Шумит лес.
Над домиком лесника в липтальском заповеднике стоят Филек Зесече и Цыра Зподъяловчи и прислушиваются.
— Тебе показалось, — кричит Филек.
Цыра уже хочет согласиться, что ошибся, но стремительный порыв ветра приносит тот же самый звук. Потом он сразу же пропадает в массе других ночных звуков. Этот звук отличается от всех прочих. Он какой-то размеренный, механический…
— Слышишь?.. — взволнованно спрашивает Цыра.