Они шушукались как заговорщики.
— Если бы можно было положиться на всех сотрудничающих! — со вздохом заметил Большой Франта. — А то ведь и на агента гестапо можно нарваться.
— Откуда ты о них знаешь? — вырвалось у Досталика.
Большой Франта явно смутился и после минутной паузы резко проговорил:
— В брненском гестапо у меня свой человек.
То, как Франта прореагировал на его вопрос, смутило Досталика. Но Большой Франта не оставлял ему времени на раздумья и снова принялся развивать свои планы. Он говорил о подпольных группах, рассеянных по всей Моравии, и из его слов стало ясно, что он занимает в Сопротивлении одно из руководящих мест. Собираясь уходить, он сказал как бы между прочим:
— И от тебя я тоже кое-чего жду, брат Досталик!
Досталик повернул к нему свое шарообразное лицо.
— Разумеется… если это будет в моих силах.
— Определенно будет, а почему бы нет?! — воскликнул Большой Франта. — Мне нужен именной список вашей и Михаловой группы.
Досталик растерянно посмотрел на него.
— Список Михаловой группы? А где его взять?
— Ну тогда список вашей группы. Уж его-то ты должен иметь. И состав национального комитета.
Досталик сел вполоборота и принялся наводить порядок в своих бумагах. Он не знал, как ему быть.
В этот момент вошла Досталикова. Ей надо было проверить какой-то заказ. Досталик знал, где лежал этот заказ, но нарочно искал его совсем на другой полке, чтобы выиграть время. Досталикова стояла у стола и нетерпеливо постукивала пальцами по крышке. Этого смуглого человека она видела впервые.
Наконец Досталик нашел нужный заказ, и жена его вернулась в мастерскую. Досталик справился с первым волнением, но молчал.
— Так когда же ты приготовишь мне список? — настаивал Большой Франта.
Досталик нахмурился.
— Сам я список дать не могу.
— А я думал, что ты руководишь группой, — заметил Франта и собрался уходить. — Ты же знаешь, у меня прямая связь с Прагой. Ты слышал из Лондона проверочный пароль?
Досталик продолжал хмуриться.
— Так, ты поторопись! Список мне необходим срочно, — напомнил еще раз Большой Франта, и это прозвучало как приказ.
Он ушел. Досталик продолжал стоять, опершись о стол, — в той позе, в какой его оставил Франта. Стоял он так долго. Жена несколько раз посмотрела на него сквозь планки, потом вошла в конторку.
— Что случилось?
— Да ничего, — ответил Досталик и сделал вид, что занялся делами.
Он думал о том, что ему следовало бы пойти к Михалу и посоветоваться. Но это было как раз то, чего он не мог сделать.
Невеселы рождественские праздники без командиров! Трофим и Матей в тюрьме, а в землянке у Юращаков как после похорон — недавно погиб Ломигнат, и бедняга Миша тоже скончался.
Но ребята все же праздновали рождество. В сочельник собрались у Юращаков и по обычаю горцев прикрепили проволокой к потолочной балке над столом верхушку пихты. По всем правилам блюли пост, но только потому, что, если бы даже и захотели согрешить, им бы это не удалось: мяса не было. С трудом раздобыли немного гороха, Юращакова хозяйка наварила похлебки и еще поставила на стол глиняную миску с мятой вареной картошкой. Такой был у них ужин в сочельник. Все уселись за стол. Буковян держал речь. Правда, смысла в его словах было мало — он бормотал что-то про Христа, про фашистов. Потом, спасовав, махнул рукой и закончил так:
— Да вы, ребята, сами все знаете!
По-настоящему истово молился один только Танечек.
Остальные молились только так, для вида. И еще один человек с горячей верой обратил к богу если не слова молитвы, то свои думы — Фанушка. Она сидела тихо, погруженная в свои мысли, а Старыхфойту нежно поддерживал ее за локоть, словно боялся, что она упадет. На этот раз все ели похлебку медленно. Вошедшему Горнянчину обрадовались как спасению.
— Поздравляю вас с сочельником, ребята, — загудел он и стал высыпать из карманов сушеные груши — свой пай к рождественскому столу.
— Поздравляем и мы тебя, Янек, — ответил Буковян, набивая трубку табаком, специально сбереженным для этой торжественной минуты. — Пойдешь на мессу, а? — спросил он полушутя-полусерьезно.
— Да брось ты! — отмахнулся Горнянчин. — Сейчас не до бога!
Тут он остановил свой взгляд на Танечеке и подумал, что, возможно, обидел старика. Но Танечек сидел невозмутимо, покачивая между колен своей широкополой шляпой, и казалось, внешне он даже согласился с Горнянчиным.