Папрскаржа мучила острая боль в загипсованной ноге, особенно в ступне. Пальцы, выступавшие из-под гипса, опухли и покраснели.
Надзиратель привел врача — тоже заключенного. Тот осмотрел ногу и сказал гестаповцу, что ступня под гипсом отморожена. Чтобы освободить ее, рассек на подъеме гипс. Оказалось, что нога загноилась и в этих местах.
— Надо снять гипс и лечить ногу, а потом снова наложить его, — предложил врач.
Но гестаповец только махнул рукой:
— На такое короткое время это ни к чему…
На третьей койке уже сменилось несколько заключенных. Через день приходил гестаповец с врачом-заключенным для контроля. Приказывал Данеку ходить, но он не мог. Но однажды Слава все же попытался встать и, придерживаясь за спинку койки, запрыгал на одной ноге.
— Гут, — обрадовался гестаповец.
Данеку принесли одежду. Когда он оделся, его увели. Уходя, взглядом попрощался с Папрскаржем.
Вскоре со двора, где производились казни, донеслись звуки выстрелов…
Как-то в камеру принесли студента, которому при допросе так повредили позвоночник, что у него отнялись обе ноги. Он был по самый подбородок покрыт гипсовым панцирем. Двигать мог только руками и головой. Жизнь в нем едва теплилась.
В тот же день Папрскаржа положили в нижнем белье на носилки, набросили на него одеяло и понесли по лестнице на первый этаж — на допрос.
— Знаешь Ченду? Кто был на совещании в штабе партизанской бригады на Мартиняке? Был там доктор Кубалак из Рожнова?
Вопросы так и сыпались, но ответы были краткие:
— Незнаком. Не знаю. Я там не был.
После каждого такого ответа гестаповец ударял Папрскаржа ногой. По шее, по голове… Папрскарж потерял сознание и пришел в себя только на койке в камере.
Студента унесли. Немцы решили не возиться с ним. Положили на носилки и понесли во двор.
Он все понял. Помахал Папрскаржу рукой и сказал:
— Прощайте, это на казнь!
В течение дня и ночи Папрскарж оставался в камере один. Странные мысли одолевали его. И поэтому он был рад, когда его перенесли в другую камеру. Там лежал молодой человек с перевязанной головой. Он хрипел и учащенно дышал. Утром его отнесли в покойницкую…
— Ну что, вспомнил? — спросил Папрскаржа гестаповец на втором допросе. — Твой сосед по койке тоже не хотел давать показаний… Ну, начнем сначала: кто был на совещании в штабе партизанской бригады на Мартиняке? Называй всех по именам!
— Я не был ни на каком таком совещании.
— Опять за свое?! Ну ладно!
Над Папрскаржем склонился кто-то в гражданском.
— Это он? — спросил гестаповец.
Папрскарж одновременно с обрушившимся на него ударом понял, кто это. Дворжак!
— Он, — подтвердил Дворжак. — Я с трудом узнал его — так он зарос. Это Йозеф Папрскарж из Бечвы.
— Он был на том совещании?
— Был. Приходил с Граховецем и Билым.
Теперь молчать уже не имело смысла, и Папрскарж, признался, что на встрече был, но никого не узнал, потому что в помещении было темно. Когда же его начали бить, он кричал:
— Вызовите Граховеца, он вам подтвердит… больше ничего не знаю…
Снова пинки и удары.
— Завтра продолжим!..
Когда утром в замке заскрежетал ключ, сердце у Папрскаржа сжалось от ужаса. Но на допрос его не вызвали. Надзиратель втолкнул в камеру какого-то человека и показал ему койку, на которой он будет лежать. Потом дверь захлопнулась.
Человек с трудом поднялся с пола. Грудь у него была забинтована. Немного позже Папрскарж узнал его историю.